Операция «Хрустальное зеркало»

Ногти Рачинской неожиданно впились в руку Альберта. Крыхняк сгорбился, втянул голову в плечи. Слева от него стояла разгневанная жена, справа — наступал любопытный архитектор.

— Найдем…

— Парашютист прошел, наверное, специальное обучение. У него, конечно, есть гражданская одежда, оружие, деньги и липовые документы. Может быть, как раз теперь он веселится в варшавской «Полонии»? Или… — захихикал архитектор, — явится к вам под видом офицера госбезопасности? Ищи ветра в поле!

Ногти хозяйки все глубже впивались в руку Альберта, рука начала гореть. Партнерша архитектора между тем уселась в кресло, закинула ногу на ногу и бесцеремонно уставилась на Альберта. На него смотрели также архитектор, Крыхняк и два других бриджиста. Крыхняк мямлил что-то, вытирав потный затылок. Казалось, он один не понимает смысла этих взглядов.

Хозяйка, наконец, отпустила руку Альберта. Поставила новую пластинку.

— Потанцуем, — предложила она Крыхняку. Толстяк танцевал, смешно подрыгивая ногами и крутя задом. Низенький, он то и дело задевал носом массивный бюст хозяйки. Это возбуждало Крыхняка.

Альберт подошел к «невесте» архитектора. Ее некрасивая, увядшая кожа, кое-где покрытая пятнами экземы, показалась ему отвратительной.

— Вы любите опасные игры? — спросил он беспечным тоном, целуя ее руку.

Альберт решил, что такое начало разговора соответствует стилю местных донжуанов.

— Вы говорите по-английски? — спросила женщина. К ее английскому произношению нельзя было придраться.

— Да… — ответил Альберт после некоторого колебания. А про себя подумал: «Следует считаться с примитивным воображением этих людей и напускать как можно больше таинственности».

— Я провела в Англии всю войну. Вернулась с небольшим капиталом и открыла здесь швейную мастерскую. А вы?

— Я историк.

— Учитель? Он кивнул.

— Да. Ищу работу. Могу давать уроки английского языка.

— Преимущественно красивым женщинам, не правда ли?

В дверях гостиной Альберт увидел уже одетую панну Рамуз. Он извинился и поспешил к выходу. Через минуту они уже шли по улице. Он взял девушку под руку и повел ее довольно быстро, боясь опоздать на встречу с Миколаем.

У него не было ничего важного для передачи, просто хотелось увидеть лицо Миколая, услышать его голос, дружеский и сердечный, голос человека, которому он мог доверять.

— Как видите, я все-таки вернулся оттуда. И послезавтра зайду к вашему отцу.

— Куртман не вернулся. Я предчувствовала это. Предчувствовала уже в ту минуту, когда провожала его к автобусу.

— Вы любили его?

— Нет… Да, да, — быстро поправилась она. — Я с ним целый год, как у нас тут принято говорить, «ходила». Его считали моим женихом. В сущности, он был мне безразличен до того момента, пока не решил уйти в лес. Я возражала, но именно это решение сделало его героем в моих глазах. Я немного сентиментальна. Тосковала о нем, боялась. А это привязывает женщину к мужчине. Ваш знакомый не рассказывал подробностей о смерти Куртмана?

— Вы еще кого-то провожали в Домброво?

— Школьного товарища. Он был немного влюблен в меня, я не знала об этом. Когда он уходил в лес, неожиданно объяснился мне в любви. Я удивилась, никогда о нем не думала. Он погиб. Я часто поддразнивала Куртмана рассказами о том человеке, о его признании в любви. Может быть, потому Куртман и решил уйти к Роките? Если так, то именно я виновата в его гибели.

Девушка начала всхлипывать, как ребенок.

— Вы проявили большую жестокость, — буркнул Альберт.

Он был зол на нее. Может быть, за ее глупость.

— У вашего отца в кабинете висит картина Гроттгера, на книжной полке стоит «Верная река» Жеромского. Мужчина, который не хочет быть убитым, кажется вам неромантичным. Вы заставили его уйти в лес. Не стоило дразнить его тем сумасшедшим. Куртман погиб, но не по вашей вине. Ему устроили побег, он согласился стать осведомителем. Кто-то сообщил Роките. Куртмана застрелили, как только он явился в свой отряд. Я видел его через три дня. Он лежал на лесной тропинке, подогнув ноги, весь облепленный муравьями.

— Вы врете, врете! — истерически крикнула девушка. — Ложь… Ложь… Все неправда.

Они стояли друг против друга на узкой улочке, застроенной полуразвалившимися домишками. Ставни на окнах были плотно закрыты, дома казались вымершими.

— Не понимаю вас. Вы хотели стать любовницей Крыхняка, чтобы спасти Куртмана. Теперь же вас пугает мысль о том, что он хотел спасти свою жизнь, предав товарищей.

— Я хотела «продать» только себя. А он… других. Это разница. — Теперь уже не жалость, а ненависть к Куртману звучала в ее голосе.

Девушка повернулась и бросилась бежать, громко стуча каблуками по неровным плиткам мостовой.

— Я уже третий раз приезжаю сюда, — сказал Миколай. — Ты был в монастыре?

— Да.

— Есть что-нибудь интересное?

— Нет.

— Как дела с «хрустальным зеркалом»?

— Отстань! Ведь ты все равно не веришь в эту чепуху…

Миколай замолчал, обиженный резкостью Альберта. Курили, молча глядя на светящийся спидометр.