Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах

— Башня?! — поразился Стельмах, даже охрипнув от волнения.

— Папенька! Папенька! Можно у меня в этой башне светелка будет? — захлопала в ладоши младшая дочь с толстой косой.

— Нет, папенька! — заголосила старшая. — Почему всегда ей достается все лучшее? И платье самое красивое ей, и к Антону Григорьевичу на прослушивание ее возили, и шляпку ей на Троицу вы подарили, а мне веер какой-то китайский! И куда я его засовывать, по-вашему, буду?

Артемий Иванович хотел было услужливо подсказать, куда она может его засунуть, но не успел, так как советник велел убраться своим дочерям вон и не приставать к нему с глупыми вопросами. В этой башне он сделает себе кабинет, как у Антона Григорьевича, и будет оттуда в телескоп смотреть на Кронштадт.

— На соседние дачи ты будешь пялиться! Разве я не видела, как ты на цыпочках у окон Анисьи Петровны стоял и туда заглядывал, когда она натирала поясницу гусиным салом?! — сварливо сказала его супруга и тут же была выставлена вслед за дочерьми.

— Ну, рассказывайте, любезный, рассказывайте мне про башню. Эти бабы ничего не понимают в башнях. На кой черт мне сдалась ее Анисья Петровна, если мне в телескоп петергофский пляж будет видно!

— Да что там телескоп! Моя башня не простая какая-нибудь жидовская, а с колокольчиком да с позолоченной маковкой!

— С золоченой маковкой? — перехватило дыхание у Стельмаха. — Неужто денег хватило?

— Еще как хватило! Мне батюшка из Троицкой церкви сусального золота одолжил, что у него после ремонта осталось.

У Артемия Ивановича действительно были деловые отношения с настоятелем кладбищенской Свято-Троицкой церкви. Стельмах велел ему ходить по воскресеньям к батюшке и заказывать благодарственные молебны за чудесное избавление от гибели его благоверной супруги, а также пожертвовал сто рублев на восстановление и украшение храма, пострадавшего от стихии. Артемий Иванович посчитал богохульством обманывать святого человека и присваивать себе все деньги. Он решил, что будет чист перед Богом и людьми, если выплатит церкви за десятину со своего дохода, как это исстари повелось, и отнес десятую часть денег священнику.

Тот долго мусолил в руке бумажки, жевал седую бороду, проницательно глядя на Артемия Ивановича, потом сказал, хлюпая простуженным носом:

— Знаете что, господин Гурин? Давайте мы эти деньги в приходную книгу записывать не будем, а вы уж будьте добры, скажите господину Стельмаху, что молебствие вы прослушали и все нужные требы мною совершены. Вот вам за это свечка бесплатно, помолитесь за избавление Господом души нашей от грехов и мирских соблазнов.

На том их отношения и прервались. Золота же сусального ни тот, ни другой никогда и в глаза не видели.

— Так вы, стало быть, золотить умеете? — спросил Стельмах, восхищенно заглядывая в глаза Артемию Ивановичу.

— Я, папаша, всем золотарям золотарь! — покровительственно похлопал надворного советника по плечу Владимиров.

— Господи, какое чудо! Может вам, Артемий Иванович, не торопиться с Февроньей, может мне выдать за вас мою младшенькую, любимую, которая с косою?

— Как это с косою? — не понял Артемий Иванович, который уже выпил наливку и собирался уходить, ожидая только рубля на водку. — Косуху что ли, маленькую? Ну выдайте, на неделю мне хватит.

— Но почему только на недельку? Священный брак — это на всю жизнь.

— Одна бутылка — на всю жизнь? — фыркнул Артемий Иванович. — Лучше уж рубль.

— Ну вы, батенька, и шутник, — принужденно рассмеялся Стельмах. — Я вам про свою дочь говорю.

— Да при чем тут дочь! Вы мне рубль выдайте и я поехал, — сказал Артемий Иванович и пошел в коридор.

Слушая, как Владимиров кряхтит, влезая в рубинштейновское пальто, которое Стельмаху пришлось выкупить у композитора, брезгливо отказавшего взять его после того, как оно было ношено полицейским агентом, надворный советник почувствовал, как спадает с его глаз наваждение и сомнения относительно башни с золотой маковкой тотчас прохватили его.

— Февронья, ты не хочешь на дачу с женихом съездить?

— Это еще зачем? — искренне удивилась та.

— На башню слазишь, а потом мне доложишь, видать ли оттуда в телескоп Петергоф.

— Да как же это — в телескоп?

— Ну, без телескопа. В кулак глянешь. Собирайся и езжай.

— А обратно я могу не успеть, — деланно смущаясь, сказала Февронья. — Может, мне и на ночь придется оставаться.

— Ничего не знаю, — сказал Стельмах. — Я что, по-твоему, без ужина сидеть буду? Взглянешь на башню — и назад.

Так Артемий Иванович нежданно-негаданно получил себе попутчика. Извозчик, который вез их на Балтийский вокзал, то и дело оглядывался на потемневшего лицом Артемия Ивановича и даже хотел свезти его к доктору, но Владимиров отказался. На поезд в Петергоф, отходивший в пять минут шестого, на котором обычно возвращался Артемий Иванович, из-за долгих сборов Февроньи они опоздали, но следующий, к счастью, отправлялся через двадцать пять минут и они сели на скамейку в вагоне третьего класса. Кухарка выпросила у Артемия Ивановича купить ей семечек и стала лузгать их, сплевывая в кулак.