Стоял тёплый и сухой день. Солнца не было, но золотые клёны и ясени, не сбросившие листву, молодая зелень скошенной травы радовали глаз яркими красками. Зарубин приказал двум старшинам кормить бойцов, а сержанты, водители «виллиса» и «доджей», споро развели костёр, расстелили большой брезент, стали раскладывать снедь для офицеров. Расположившись у костра, офицеры с удовольствием пили чай из больших эмалированных кружек. Подошёл невысокий, коренастый старший лейтенант в полевой полушерстяной форме, представился:
— Оперуполномоченный особого отдела сапёрного батальона старший лейтенант Лукотин.
— Присаживайтесь, — сказал Зарубин, — наливайте чаю.
Пока Лукотин пил чай, офицеры внимательно его рассматривали. Особисту было лет сорок, лицо худощавое, скуластое, в оспинах, нос приплюснутый, явно боксёрский, или просто кем-то разбитый, волевой подбородок, почти квадратный. В крупных руках кружка с чаем смотрелась словно чашечка. Широко расставленные глаза глядели настороженно, с опаской. По орденским колодкам было видно — воевал, награждён орденом «Красная Звезда», медалями «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За освобождение Варшавы».
Зарубин заранее ознакомился с его делом. В органах госбезопасности с 1938 года, до этого работал парторгом совхоза в Гатчинском районе Ленинградской области. Служил в Новгородском и Старорусском райотделах управления НКГБ по Ленинградской области, в Финскую войну занимал должность старшего оперуполномоченного особого отдела танковой бригады. В июле сорок первого года ему присвоили звание капитана гозбезопасности, что соответствовало званию армейского подполковника.
Летом сорок третьего года Лукотин задержал на передовой возвращавшуюся с задания группу войсковой разведки из соседней стрелковой дивизии; лейтенанту, командиру группы не поверил, посчитав его немецким шпионом, трое суток избивал разведчиков, требовал от них признания в принадлежности к абверу.
Разведчиков спасло то, что попросившийся по нужде их командир сумел упросить бойца-конвоира передать информацию о них вышестоящему начальству. Боец доложил командиру роты, тот в штаб батальона… Прибывшие особисты дивизии разведчиков отпустили, Лукотина арестовали. Его судили, разжаловали и отправили в штрафной батальон. Весной сорок пятого выписавшемуся из госпиталя после ранения Лукотину вернули награды и в звании старшего лейтенанта вновь взяли на службу в военную контрразведку «Смерш».
Зарубин встал и, закурив, сказал:
— Мы читали ваш рапорт, товарищ старший лейтенант. Почему же вы, зная о беззаконных действиях ряда офицеров батальона, так долго ждали? Ведь первые преступления, как вы отмечаете, были совершены ещё в июне.
Лукотин ждал этого вопроса и спокойно ответил:
— Нельзя было торопиться, товарищ майор. Я был уверен в том, что формируется целая преступная группа. Так и вышло, они стали планировать свои действия, вели себя всё наглее и наглее. Но месяц назад сменился командир батальона, и они на время притихли. Я тут же подал рапорт.
Из рапорта и рассказа Лукотина выяснилось следующее. В июне зампотех батальона капитан Суричев, будучи выпившим, вместе с двумя сержантами явился в дом жителей села Липицких, потребовал самогона, сала, колбасы, хлеба, солёных огурцов. Когда ему было отказано, он и сержанты избили хозяев, устроили в доме обыск, переломали мебель, разбили оконные стёкла, забрали швейную машинку, велосипед, постельное бельё, сало, банки с солёными грибами и мешок ржаной муки. Обзывая Липицких фашистскими прихвостнями, угрожали им оружием, обещали вернуться и, если те не достанут самогон, расстрелять их.
На рапорт Лукотина вышестоящему начальству ответа не последовало. После того как капитан Суричев был Лукотиным задержан и помещён на гауптвахту, Суричева по приказу командира батальона освободили.
В июле Суричев вместе с заместителем командира батальона по тылу майором Кожемяко и двумя командирами рот пришли в дом сельчанина Патейки, забрали у него литр самогона, шмат сала, двух кур, хлеб, мешок картошки, кухонные ножи, ложки и вилки, ножницы, чистые полотенца, коробку табака-самосада, аккордеон. Вывезли на подъехавшем грузовике резной буфет и стулья. После того как хозяин стал возмущаться и грозить написать на мародёров жалобу, его привязали в сарае к жердям и жестоко избили, угрожали убить.
К разбойной компании в августе присоединились начальник штаба батальона Игоркин и командир автороты Кобак. В одно из воскресений вся компания устроила буйную попойку, а когда горячительные напитки закончились, отправилась по домам сельчан добывать самогон и закуску. В доме Топальских хозяина не оказалось, он уехал к брату в соседний городок. Хозяйка, тридцатилетняя Ядвига, вместе с подругой Беатой пили чай. Суричев и Кобак потребовали самогону и закуску. Женщины уверяли, что самогона в доме нет, закуску они готовы отдать. Тогда Суричев, Кобак и Игоркин их избили и изнасиловали, пригрозив молчать, иначе пристрелят.