– Так, значит, это еще цветочки?! – скатываюсь по трапу в «низы». – Алла! Егорыча, Петровича – бегом проверить крепления контейнеров, что разболталось – подтянуть….
Врываюсь в выгородку.
– Василий Иванович, на шторм идем, Бога ради, пошли своих старшин проверить затяжку кабельных муфт – может, где что ослабло; не дай Бо,г хоть один контакт «уйдет»…. Кстати, как там у вас?
– Пока норма, поле немного уплотнилось и потребление энергии поднялось процентов на пять, а так все хорошо, все хорошо…. А ребят я сейчас пошлю, не беспокойся.
А на палубе ветер порывами поет свою заунывную песню и несет мельчайшую водяную пыль, кажется, пополам с солью и йодом.... Разом потемнело как ночью, ветер, на ногах не устоять – куда там редкие подмосковные бури, что деревья ломают и провода ЛЭП гнут. А шторм заходит к нам не прямо с носа, а как бы не с южного траверза. Молния в полнеба и – батюшки-светы! – поле наше видно невооруженным глазом, нежным таким розовым светом…. Светящаяся такая огромная пилоточка, накинутая на корабли… а передняя кромка жгутом вытягивается в сторону «глаза бури». Несмотря на качку, я бегом, прыгая через две ступеньки, буквально скатываюсь в трюм. По дороге меня пару раз чувствительно приложило об ограждения трапа. Вслед мне, из открытого люка, секущие струи ливня и розблески молний. А на сервере творится что-то непонятное. Степанов сидит весь бледный.
– Тимохин! Ты где ходил? Тут хрен знает что творится!
Гляжу – аналайзер рисует не пойми что, накопители энергии то опустошаются, то наполняются до упора, прочие показатели гуляют как хотят и куда хотят…. Дизель-генераторы воют на форсаже….
– Вырубай! – ору я Степанову, вцепившись рукой в спинку его кресла; палуба под ногами пляшет как взбесившаяся. – Вырубай нахрен, а то я за этого гада не отвечаю!
– Не могу без приказа! – Степанов резко мотает головой. – Будет приказ, только тогда….
Хватаю телефон.
– Павел Павлович, из-за этой грозы оборудование может выйти из строя, прошу разрешения на отк… – в этот момент по кораблю будто бы врезали огромным молотом…. Вспышка и искры в глазах, потом темнота…. Ничего не чувствую и не вижу в первый момент. Рывком приходит зрение – правда, еще не сфокусированное, а затем – боль разбегается по всему телу. Вот зрение улучшается, как будто кто-то резкость наводит. Слышен противный вой пожарной сирены и запах паленой изоляции. Хватаю закрепленный на стене огнетушитель. Из кресла вяло пытается встать капитан второго ранга Степанов, пытается что-то сказать, но у меня в ушах звенит, и не только сирена. Ничего не могу понять из того, что он говорит. Бросаю взгляд на монитор…. Что бы это ни было, Хьюлетт-Паккардовский сервер, кажется, это пережил. А вот «Туман», похоже, нет… Правый каскад сверху наполовину серый – значит, там не откликаются даже датчики контроля схемы, а, скорее всего, сигнал на них даже не идет. Ниже, до уровня предусиления, схема окрашена в красный цвет. С левым каскадом полегче, только и там оконечники, кажется, накрылись…. Тут до меня дошло, что там горит. Это контейнер правого каскада и горит! С веселым треском, между прочим. Очевидно, молния влетела прямо в его антенное поле. Хорошо, что защита дизель-генераторов мгновенно отсекла их от схемы и заглушила, а то не хватало нам тут пожара нескольких тонн дизельного топлива. Толкаю Степанова в плечо.
– Все, приехали, амбец! – дублирую руками, чтобы понял. – Давай тушить эту эту хрень, пока не сгорели все, потом будем разбираться, до чего доигрались.
Тогда же и почти там же, глубина 450 м., борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс».
Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет.