Операция «Слепой Туман»

Как говорится – «ничего не предвещало беды», потому что с этой маскирующей аппаратурой не только нас никто не видит и, самое главное, не слышит, но и мы не имеем никакого представления о том, что происходит во внешнем мире за пределами маскировки. Там вообще-то вовсю может идти ядерная война, но узнаем мы об этом только тогда, когда будет уничтожен носитель маскирующей аппаратуры. Очень неприятное ощущение – вроде того, когда идешь наощупь в полной тьме. Одним словом, удар, который потряс лодку и будто вывернул всех нас наизнанку, был настолько внезапным, насколько внезапным может быть гром с ясного неба или неожиданно разверзнувшаяся по ногами земля. Это действительно было похоже на разверзнувшуюся землю, потому что лодка разом «провалилась» еще на двести метров, вплотную подойдя к тому пределу, из-за которого уже нет выхода. При этом это был не гидроудар, как от близко разорвавшейся глубинной бомбы, а нечто такое, что выворачивало людей изнутри. К тому же мичман-гидроакустик, едва очухавшись от этого потрясения, закричал, что маскировка пропала, и он снова слышит окружающий океан. Там, наверху, случилось нечто такое, из-за чего нам следует прервать выполнение учебного задания и всплыть. Ведь мы уже доказали, что круче яиц и выше звезд, тем более что наверху может понадобиться наша помощь.

Часть 2. Один день в тумане

20 августа 2017 года. Час Ч. где то в Тихом океане, БДК «Николай Вилков».

Спецпредставитель Президента Павел Павлович Одинцов, 52 года.

Только что корабль мотало на водяных американских горах вверх-вниз, в иллюминатор били косые струи дождя и бело-голубые всполохи молний…. Потом – внезапный удар, будто рядом разорвался тяжелый снаряд; палуба с силой бьет в ноги, в глазах мгновенно темнеет, а в ушах слышен бесконечный звон, как после контузии. Понемногу прихожу в себя. Странно, качка почти успокоилась…. В руке – трубка переговорного устройства, вешаю ее на рычаг. Сквозь звон в ушах слышен отдаленный вой пожарной сирены. Из иллюминатора в каюту падает косой свет заходящего (или восходящего?) солнца…. За иллюминатором милейшего вида штилевой океан…. Именно за такие милые улыбки товарищ Магеллан и назвал его Тихим. Какой может быть восход или закат – у нас же было часов одиннадцать утра? Солнце должно быть почти в зените, если не считать шторма с грозой и сплошной облачности…. Я что, был без сознания до вечера?

– Ага! – сказал я себе, насмехаясь. – И стоял около восьми часов у стены, без сознания, с телефонной трубкой в руках. Бред!

Я с трудом опустился в кресло. Болит все тело…. Сто грамм коньяка вернули способность мыслить, куда-то исчез и терзающий уши шум. В каюту по стеночке вползает Дарья, она одновременно и бледна, и зелена…. Чувствуется, что у нее сложилась и морская болезнь, и контузия от этого странного удара. Вслед за ней ковыляет Вадим, снаряжая свой штатный СР-2 «Вереск». Причем он явно «на автомате», его взгляд еще блуждает, как после пропущенного удара. Все эти дни он был моей тенью, и я даже не замечал его. Вот вы замечаете свою тень? Скорее всего, нет. Если, конечно, она не путается у вас под ногами. А Вадим, как никто другой, умел не «путаться под ногами». Наливаю им тоже по сто.

– Значит так, товарищи, творится черт знает что, а значит, у нас чрезвычайное положение! Даш! В черной сумке пистоль с патронами, да где-то там твой СР-1 «Вектор» лежит – сама найдешь. Остаешься здесь и охраняешь тыл, ну и, если что, в резерве. Никому не открывать, даже мне, если постучу. Ты меня знаешь, я всегда без стука вхожу… – Я накинул сбрую с плечевой кобурой, видя, что Дарья кивнула. – Ну и умница!

Я повернулся к Вадиму.

– Ты как, уже в себе?

Тот тоже сделал головой нечто, похожее на утвердительный жест.

– Ладно! – я сунул «Гюрзу» в плечевую кобуру. – Пойдешь со мной, будешь прикрывать спину. И помни две вещи: первое – от таких фокусов у некоторых может поехать крыша и они могут быть опасны, второе – лишних людей у нас здесь нет, и поэтому зря не убивай!

Он только молча кивнул, поняв, что говорю я совершенно серьезно.