Выйдя из каюты, я разрывался между двумя абсолютно равными побуждениями. Первое – подняться на мостик и узнать у командира «Вилкова» Ольшанского, что же все-таки произошло. Второе – спуститься в трюм и понять, отчего же так долго воет сирена…. Победило второе… Ольшанский подождет и корабль из-под нас не убежит. Спускаемся один пролет трапа, второй, третий…. В трюме светопреставление… Огонь, едкий дым не дает нормально дышать, слышно шипение огнетушителей и в воздухе висит сладкая удушливая вонь горящей изоляции. В багровой полутьме мечутся тени в респираторах, поливая горящий контейнер из огнетушителей. Вот двое парней – кажется, во флотских робах – сбивают короткими ломиками стальную лицевую панель – и отрывается пещь огненная. Немедленно внутрь контейнера захлестывают несколько порошковых струй, что-то там оглушительно стреляет…. И огненный многоглавый дракон, побежденный новыми Добрынями, блин, Никитичами, в самом своем логове, с шипением испускает дух…. Рядом стоит второй контейнер, тоже дымящийся и забрызганный пеной – понятно, что досталось и ему, хотя гораздо меньше.
– Все понятно, – бормочу я себе под нос, – пошли отсюда, Вадим. Теперь ясно, что «Тумана» у нас больше нет…. На мостик!
На мостике дурдом тоже в самом разгаре…. Посреди помещения, в луже крови, лежит тело рулевого с проломленной головой. А перед зажимающим раненое плечо капитаном второго ранга Ольшанским беснуется некто в штатском – то ли с ломиком, то ли с обрезком трубы или арматуры…. Ругательства на ломаном русском с кавказским акцентом не оставляют сомнений – еще один помощничек Тимохина; не вынесла,видать, душа резкого шока, чем бы он ни был вызван.
Из-за моей спины сухо треснул выстрел, за ним другой; беснующаяся фигура повернулась на подламывающихся ногах и с шумом рухнула на палубу. С лязгом отлетела в сторону окровавленная железка.
Вадим подошел к лежащему навзничь матросу и, нагнувшись, пощупал пульс на шее.
– Двухсотый! – коротко бросил телохранитель, прицеливаясь в голову лежащему на палубе убийце.
– Вадим, отставить! – я взял в руку трубку переговорного устройства и набрал номер старшего офицера «Вилкова». – Одинцов говорит, Валериан Григорьевич. Нужны вы и резервный рулевой. Тут у нас ЧП – рулевой убит, Петр Сергеевич ранен. Да, нападавший обезврежен, будьте добры, скорее!
Следующим я вызвал прикомандированное к нам военно-медицинское светило.
– Вы как, Лев Борисович? Уже нормально? Ну, хорошо…. Возьмите кого-нибудь из своих, тут у нас для вас клиенты. Один уже остывает – матрос, проломлен череп, нуждается в услугах патологоанатома. У товарища капитана второго ранга Ольшанского, кажется, закрытый перелом плеча или трещина кости… и несколько ссадин. Еще один тип с двумя пулевыми ранениями и в состоянии неконтролируемой агрессии. Нуждается в успокоительных, транквилизаторах и помощи хирурга…. Если медицина будет бессильна, пропишем ему пулю в лоб. Что, уже идете? С двумя коллегами? Ну, это же замечательно….
– А ведь он был таким… незаметным…
Оборачиваюсь на голос. Сзади, прислонившись к переборке, у входа, стоит Тимохин с закопченным лицом и в подпаленной в нескольких местах спецовке.
Тимохин, вздохнув, нехотя докладывает:
– Товарищ Одинцов, пожар потушен, аппаратура «Тумана» полностью уничтожена катастрофической аварией. В результате аварии и тушения пожара пострадали шестеро. Один контужен и пятеро получили ожоги различной степени…
Тоже мне, откровение, всю эту картину маслом мы наблюдали собственными глазами не далее как несколько минут нзад.
В этот момент, оттолкнув Тимохина в сторону, в рубку ворвался старший офицер, капитан третьего ранга Ганин. За ним вбежал запыхавшийся матрос.
– Сиденков, к штурвалу! – старший офицер нагнулся к сидящему командиру. – Петр Сергеевич, как вы?
– Ничего, Валериан Григорьевич, пока живой, будь добр, прими командование… – капитан второго ранга Ольшанский, шипя от боли, повернулся к Тимохину. – Скажите, Алексей Иванович, этот тоже контужен? Погиб матрос….
– Не знаю, но возможно. Его рабочее место было у контрольных панелей основных блоков; можно сказать, он был в самом эпицентре аварии, там был настоящий ад…. Кстати, Павел Павлович, полюбуйтесь на палубу… если вы еще не видели, – Тимохин стянул с головы бейсболку и вытер ею потное лицо, размазывая по нему копоть.
Подхожу к остеклению мостика, смотрю вниз на палубу – мама дорогая, правое антенное поле просто испарилось, торчат оплавленные остатки каркаса и дымятся оборванные, обгорелые кабеля. С левой стороны панели антенных эффекторов хоть и не уничтожены, но сильно оплавлены, измяты и повреждены безвозвратно. Свисают с каркаса безобразные потеки расплавленного пластика и металла.