Операция «снег»

Мне-то было доступно, но почему это, интересно знать, он меня шпротом назвал? Он что, Щов-Борщов, считает, что я маленький, как те кильки в банке? Мне, между прочим, двенадцать скоро… Ну, не скоро… Почти через год, если по-честному… Но одиннадцать-то мне стукнуло?! Стукнуло! Двенадцатый пошел? Пошел… Отец даже сказал: «Слушай, Арсенопирит! Тебя уже одиннадцать раз стукнуло — береги голову!»

Меня по-нормальному Борькой зовут, но отец — он у меня геолог — упорно называет Арсенопирит, это минерал такой. «Между прочим, — напоминает отец, со специфическим, весьма неприятным запахом…» Это он на мои художества намекает…

Отец у меня мировой мужик, только дома бывает редко, особенно летом: все время в экспедициях. А мать что? Слабая женщина…

Правда, за хлебом или там за молоком — это я всегда пожалуйста. И за картошкой на рынок — мужская обязанность. Но чтобы я еще и фигурным катанием занимался?! И еще летом?! Мало ли какие у меня данные! Что я вам — Роднина и Зайцев, что ли? Я картами больше интересуюсь. Да не игральными, это чушь собачья, ну, картингами. Маленькими гоночными машинками.

Собираюсь, между прочим, стать гонщиком-испытателем. Мать, понятно, еще не знает. Только Наташке я сказал под диким секретом.

А вот Борщу я об этом как-то проговорился. Он мужик ничего, нормальный. И когда из загранки приезжает — а он в эстрадно-симфоническом оркестре работает, их часто посылают, — у него жвачку можно стрельнуть. Иногда даже не пластик, а целую пачку — пять, а то и семь пластиков. И в моторе дает покопаться. Свечи там подтянуть, контакты зачистить. Это мы запросто! Только вот смешно: Борщ играет там у себя в оркестре на контрабасе. Это из всех возможных скрипок — самая большая. А машинка-то у него — «Запор», ну, «Запорожец» старый, на «Фиат-600» очень похож, его еще «мыльницей» называют. И как он туда свою бандуру втискивал — мы всем двором каждый раз удивлялись.

Ведь контрабас по длине чуть поменьше «Запорожца»!

Но он как-то ухитрялся: окно боковое опустит и тонкий конец футляра, где у контрабаса этот — ну как его?.. Ага! Вспомнил! Гриф называется! — в окно выставит. Ничего, ездит… И ГАИ не придирается. Ну в самом-то деле, он же не виноват, что контрабас большой, а «Запорожец» — маленький… Хотя я бы на его месте играл себе на скрипочке… И порядок!

И вот еще что интересно: он свой «Запор» никогда не мыл! Правда, и цвет «Запорожца» был темно-серый, на нем никакая грязь и не видна, но все-таки… Он только стекла, когда уже совсем дороги не разглядеть ни спереди, ни сзади, протирал такой специальной щеткой на раздвижной ручке: с одной стороны на конце губка, с другой стороны — резинка, воду сгонять, очень удобное приспособление! А саму машину нет.

Я однажды поинтересовался, а он мне так ответил:

— Знаешь, французы делят всех автолюбителей на три группы. Первая отдает мыть свои машины, вторая группа — это те, кто моют сами. Ну а третья — это те, кто ждут дождя… Усек, гонщик-самогонщик?

Действительно, смешные эти французы! Сам-то Борщевский, конечно, входит в третью группу… Он у них президентом был бы! Ну а уж я-то свою машину вылизывал бы так, чтобы она сияла. Как кавалерист любимого коня — чтобы белой перчаткой провести, а на ней — ни пятнышка…

И вдруг наш «Борщ московский» въезжает во двор на новенькой «троечке»! Белая, сверкает вся, прямо как холодильник на колесах! Мы, конечно, посыпались вниз посмотреть.

— Игорь Иннокентьевич, — вежливенько так подваливаем, — откуда? А Борщ отвечает этак загадочно:

— В сберкассе денег накопил и «Жигуля» себе купил… Читали лозунг, пионеры?

В самом-то деле — не украл же он? Если бы воровал, на афишах вот такими буквами не печатали бы! Уж это точно!

У нас во дворе машин, в общем, порядочно. Штук пятнадцать. Прямо под моими окнами гаражи на шесть машин. Но это все инвалиды. Один — дяди Саши безногий, у него не машина, а автоколяска. На крышах гаражей, особенно зимой, играть хорошо и в сугробы сверху прыгать. У Борща гаража нет. Поэтому он машину ставит просто так, у трансформаторной будки.

Механик к нему пришел движок настроить. Клапана отрегулировал, зажигание выставил как следует… Цепь газораспределения подтянул.

Я, конечно, времени даром тоже не терял. То ключ подам, то еще что-нибудь. На подхвате, в общем-то, но зато и сам кое в чем шурупить стал.

Заработал моторчик как часы — почти бесшумно. И заводится с полоборота. Я утром слышу: какой-нибудь лапоть зажигание включает, гоняет стартер, словно бревно перепиливает. А у Борща теперь — чик! — и заурчал.

В общем — клевая машина!

А тут дожди зарядили, да на целую неделю! Ни в мячик постукать, ни на велике погонять. Собираемся в подъезде, время такое — скоро в школу, все уже съехались, рассказываем, когда что где у кого летом было…

И закатывается, значит, во двор знакомый контрабас в футляре. То есть он-то, конечно, не сам закатывается, а в бывших белых «Жигулях». И везет его, понятно, сам хозяин контрабаса — Борщевский.