Операция «Тень»

Знакомство состоялось в скверике напротив учреждения, в котором большую должность имел Ананий Федорович Баранников. Супруги Прокудины в высшей степени расстроенные, печальные, обсуждали вполголоса какую-то семейную проблему, возникшую перед ними в тот день. Прислушавшись к звучавшему отчаянием голосу молодой женщины, Рушников скоро понял, в чем дело: у них заболел скарлатиной ребенок, нужно ехать вот сейчас к нему в больницу, а у них не было буквально ни копейки. Казалось, неведомое провидение способствовало коварным замыслам Грина и Годдарта. Рушников извинился за назойливость, выразил сожаление и глубокий интерес к попавшей в беду семье и предложил принять его помощь, нет, нет — не деньгами, хотя некоторую сумму он и мог бы им одолжить хоть сейчас, — а возможность посодействовать в устройстве на работу и таким образом стать на ноги. Женщина конфузливо молчала, — она не привыкла находиться в подобной ситуации, выслушивать соболезнование незнакомого человека, Прокудин был сдержан. Семен Семенович, как им представился Рушников, не ограничился любезными улыбками, отрекомендовался офицером, вышедшим на пенсию, показал «свой» партбилет, из коего явствовало, что он вступил в ряды партии в дни самых ожесточенных боев с гитлеровцами. Семен Семенович предложил поговорить кое с кем из друзей насчет работы, но Прокудин не спешил, присматривался к нему, — вот тогда-то и пришлось пригласить его с женой посетить в ближайшее воскресенье семью «участника битвы под Москвой» на станции Кратово… Супруга Семена Семеновича, всегда все принимавшая за чистую монету, была очень рада, не находила куда и посадить дорогих гостей, а сам он прочел им целую лекцию по цветоводству. Спектакль удался на славу, Прокудин не мог не принять Рушникова таким, каким тот хотел быть в его глазах. Прокудин и был тем единственным из его знакомых, который иногда бывал у него в Кратове. С Прокудиным следовало держать себя крайне осторожно, дабы не расшифровать себя, и старый гангстер ни на минуту об этом не забывал. В то же время он хорошо понимал, каким ценным агентом может быть Прокудин, пока что понятия не имевший о том, в какие сети он попал, какая смертельная опасность ему угрожает. Семен Семенович с помощью Богуславского устроил Прокудина на небольшое предприятие промкооперации разнорабочим.

Рушников решил выждать, пока Прокудину осточертеет его незаслуженно обидное положение в жизни, и тогда уже предпринять дальнейшие шаги. Какие это будут шаги — пока предвидеть было трудно, но каждый раз, получая задание Грина или Годдарта, он вспоминал о Прокудине и ужасно жалел, что не успел до сих пор затянуть в сети «ценного кадра», хотя и понимал: дело это весьма тонкое, и спешить с ним нельзя, Прокудин какой-то странный, и злобы «на все и вся» в нем что-то незаметно, по-видимому, ее еще придется разбудить. На все требовалось время, то есть то самое, чего у агента Грина и Годдарта как раз и не было, и это обстоятельство очень раздражало его.

Вот и на этот раз Василия Прокудина пустить в дело он не мог, об этом, к сожалению, и думать было рано. Вызывая на условленные встречи Андрюхина, а затем и Богуславского, Рушников дал себе слово вплотную заняться Василием Прокудиным. Огромное значение должно было, по его мнению, иметь то обстоятельство, что Прокудин принимал его совсем не за того, кем он являлся на самом деле, и ни малейшего представления не имел о грозящей ему опасности со стороны человека, в семье которого и он и его жена чувствовали себя как дома.

Глава шестая

Недели через две произошло такое событие.

Оксана Орленко задержалась на концерте. Было уже поздно, когда ее машина пробиралась окраинной улицей, направляясь на дачу Ландышева. Вечер выдался сумрачный, моросил мелкий дождь. Машина шла меж огромных строений. Неожиданно почти под колеса кинулась какая-то женщина. Шофер затормозил, а потом и остановил автомобиль: ему показалось, что он, как любят говорить инспекторы ОРУДа, — совершил наезд на человека. Но женщина, неизвестно почему упавшая на мокрую мостовую, с плачем бросилась к Оксане Орленко и, захлебываясь слезами, умоляла ее помочь. Она крепко схватила артистку за обе руки, бессвязно причитала и все твердила о том, что без помощи ее сестра обязательно умрет, вот сейчас умрет… Что она, Оксана Орленко, как женщина, сама должна понять — большая потеря крови… Но Оксана ничего не понимала. Женщина, склонившись почти до пояса, целуя ей руки, упорно увлекала ее в глубь двора расположенного рядом дома.

— Вот тут, рядышком… одну минуту только, — глухо бормотала она, кутаясь в платок.

Орленко велела шоферу подождать и пошла за женщиной.

— Сюда, сюда, — не отпуская ее руки, почему-то шепотом говорила та. — В подвале, не приведи бог, ютимся, не дают фатеры-то, срок, вишь ты, не вышел нам.

По крутым каменным ступеням спустились в подвальное помещение, повернули в неосвещенный угол.

— Вот, не приведи бог, и пришли, — шепнула женщина и открыла дверь в комнату.