«Можно быть республиканцем, но исторические факты обязательны и для республиканцев. История не знает республиканской России, а знает лишь Россию-монархию, и тем, кому Россия монархическая ненавистна, им ненавистна вообще Россия, ненавистна живая действительно бывшая Россия, им люба Россия будущего, Россия воображаемая, Россия мнимая. Какова будет эта воображаемая Россия и вообще будет ли она, – я не знаю, но я знаю, что тысячу лет жила, росла и благоденствовала живая великая Россия, Россия-монархия. И вот эту живую, единственно бывшую в реальности Россию мы, монархисты, любим, ей мы преданы, по ней тоскуем. Нам скажут, что мы все же ошибаемся, но ведь эту “ошибку” в течение целой тысячи лет совершал весь русский народ. Или, быть может, самое бытие России надо считать ошибкой?
Думаю, что русские монархисты поступили так, как повелевал им долг перед Отечеством: ни единым словом, ни единым действием не помешали они Временному Правительству вести войну до счастливого для России конца. И если война все же закончилась неслыханным позором и развалом, то это не была вина монархистов, это была вина тех, кто в разгаре мировой войны вовлек русский народ в преступную и безумную революцию.
Не только российский обыватель, но вся стихия русского народа с каждым днем все более и более склоняется к этому понятию – монархия. Мы, русские монархисты, твердо убеждены, что как только “черносотенная мысль” (выражаемся словами Мирского) “действительно смастерит идеологический букварь социальной крестьянской Монархии”, так сразу падут цепи большевизма, и на месте всероссийских развалин снова воздвигнется величайшее в мире государство русского народа с царем во главе.
Мы были и остаемся монархистами, ибо теперь, более чем когда-либо, убеждены, что если в России не будет монархии, то не будет и самой России».
Сразу после возвращения в Москву Якушев должен был ехать в командировку в Сибирь. Он сел на поезд, но вместо Иркутска оказался на Лубянке. К этому он не был готов. Еще меньше он был готов к тому, что чекистам известно о нем практически все. И когда ему предложили самому написать все, что он знает, Якушев с радостью и мгновенно согласился: