— Ты на сцене комик, а в жизни, вижу, человек серьезный, — говорил он рыжему парню лет тридцати, — оставь в покое крабы. Один из присутствующих отдал за них часть гонорара. Ты покури, сделай перерыв. Не куришь? Тогда спой! Петр, не забывайся, быстро звони домой, продли увольнительную. — Борис говорил без умолку, что не мешало ему с аппетитом есть. — Петр ужасно самостоятельный, тридцать восемь лет мальчику, жена сказала быть дома в одиннадцать, а он на пять минут опоздает. И хоть бы что! Представляете? Вот свобода!
Петр Левченко, сидя на диване, о чем-то тихо беседовал с Павловой. На выпады Бориса он не обращал ни малейшего внимания. Татьяна слушала Петра с вежливой улыбкой. Сергееву казалось, что актриса скучает. При свете голубоватых бра были видны лишь ее темные раскосые глаза и яркие, словно искусанные, губы. Ее волосы, наполовину темно-каштановые, наполовину почти льняные (видимо, красилась на съемках), часто спадали и закрывали глаза. Актриса лениво поправляла прическу, несколько секунд придерживала, искала потерявшуюся шпильку, не находила, волосы снова спадали, и тогда она походила на деревенского, выгоревшего на солнце подростка.
— Татьяна — человек опасный, — сказал Андрей, перехватив взгляд Сергеева.
— Вижу. — Сергеев налил приятелю и себе. — Боюсь я таких красивых.
— Не знал, что ты трусоват.
— Трусоват, — согласился Сергеев.
Раздался телефонный звонок, хозяин снял трубку.
— Как же вас можно не узнать? Здравствуйте, доктор. — Новиков прикрыл ладонью трубку. — Мишуня Соколовский.
— Извините, — Петр поклонился Павловой. — Лев, дай поговорить, он мне нужен.
— Передаю трубку нашему собственному корреспонденту, — сказал Новиков, уступая другу место у телефона.
Сергеев с трудом выбрался из-за стола, прислушался к тому, что говорил Левченко:
— Да, я думал закончить сегодня, но Оля прихворнула… мне пришлось заниматься хозяйством. Я уже ухожу, буду работать всю ночь.
Борис толкнул Николая Зверева в бок и показал на Петра.
— Слышишь?
— А? — Николай махнул рукой. — Ясно, как божий день. — Он тоже подошел к телефону, бесцеремонно забрал у приятеля трубку. — Привет, Мишуня. — Зверев. Этот деятель задерживает статью? — Зверев со скучающим видом слушал, кивал, смотрел на Петра, затем прикрыл ладонью трубку. — Петруша, ты очарователен.
— Я сам знаю, что делаю! — Левченко поднял голову и вернулся на диван.
Зверев прокомментировал:
— Доктор волнуется, и я его понимаю. Статья нужна была вчера. — Он прижал трубку к уху, видно, перебивая Соколовского, сказал: — Ты абсолютно прав. Тебе привет от Бориса. Он обещает повлиять на твоего соавтора. Ты не прав, доктор, перевоспитывать никогда не поздно. Целую. — Зверев отошел от телефона, насмешливо взглянул на Петра, который вновь разговаривал с Павловой.
Вечеринка продолжалась. Обсуждались планы завтрашнего дня, понедельник — в театре выходной, но Сергеев не слышал, чтобы кто-либо собирался отдыхать. Дружно кляли заканчивающийся сезон, говорили, что падают с ног, но на выходной планировали репетиции на радио и телевидении. Мосфильм, Ленфильм, кто-то даже летел в Одессу.
Когда было выпито, каждый заговорил о своем. Слушатели отсутствовали, все рвались к микрофону. Только Борису порой удавалось получить слово.
— Поел, вымой за собой посуду! — вещал он. — Прислуга отпущена до лучших времен. Лева, почему ты распустил творческую интеллигенцию? Весь вечер молчит великий писатель земли русской. Зверев, возьмешь меня мажордомом?
— Николай, не люблю я, когда ты не пьешь, — прерывая разговор с Петром, обратилась к Звереву Павлова. — Налей мне.
Зверев перегнулся через стол, взял из рук хозяина бутылку и налил актрисе.
— Мне мама не разрешает, — сказал он и остановил пытавшегося вмешаться в разговор Бориса. — Вообще пора и честь знать.
Николай Зверев весь вечер курил, попивая боржоми, оглядывал окружающих. Сергеев несколько раз чувствовал на себе этот взгляд и понял, что Николай обязательно узнает его при встрече.
Петр обнял захмелевшего хозяина, что-то ему шепча, пытался увести в соседнюю комнату, но тот упирался, тянулся к рюмке. Зверев легко проскользнул между вставших из-за стола гостей, взял Новикова под руку, резко поднял.
— Наш домашний супермен, — сказал Новиков, театрально взмахнув рукой, но послушно пошел с Николаем.
— Сергеев, ты подбросишь меня? — спросил Андрей, когда они вышли на улицу.
— Я оставил машину у театра.
Они пошли тихим мокрым переулком. Сергеев поднял воротник плаща и старательно обходил лужи. Он думал, что глупо и невежливо было не предложить довести актрису, сейчас ее провожает Зверев. Найдут они такси? Интересно, в каких они отношениях? За весь вечер обменялись лишь двумя-тремя словами, а когда стали расходиться, Зверев подал ей плащ, и они ушли вместе.
— Ты читал Зверева? Он талантливый человек? — спросил Сергеев.
— Я даже играл в телеспектакле по его сценарию, — ответил Андрей, останавливаясь, и достал сигареты. — Талантливый? Не думаю. Сюжетчик, сносно владеет интригой. Неожиданный финал. Драматургия слабенькая, характеры стертые, одноплановые. Играть неинтересно.
— Жестко ты с ним.