Операция «Викинг». За строками досье

Он не принял Сергеева сразу, хотел побыть еще немного один. Работник Сергеев отличный, и человек вроде хороший, но чувствует полковник в нем какой-то высокомерный холодок. Говорит безапелляционно, всегда уверен в себе; когда оказывается неправ, признает с таким видом, словно все вокруг должны понять: это — случайность. Ошибается он действительно редко. Еще у Сергеева неприятная особенность: непонятно, слушает он тебя или нет. А в конце разговора посмотрит так, что невольно начинаешь вспоминать, не оговорился ли.

Сергеев очень вежлив, безукоризненно исполнителен, но полковник порой чувствует взгляд свысока. Усмешка, еле заметная, мелькнет в глазах на секунду, и нет ее. Трудно мальчику будет. Не каждый ему это простит. И все-таки полковник ему симпатизирует и уверен, что это взаимно.

— Разрешите? — Сергеев вошел бесшумно, аккуратно закрыл за собой дверь.

— Прошу. Садитесь, Олег Николаевич. — Полковник взял протянутую Сергеевым папку, раскрыл, облокотился на стол, подпер ладонью подбородок.

Сергеев знал, что Василий Васильевич любит, чтобы не только факты, но все, даже самые фантастические, предположения подробно записывались. Работа нудная, но полезная, записывая, более четко формулируешь мысль. Позже, когда обязательно возникают дополнительные версии, всегда можно восстановить первоначальный ход рассуждений.

Хотя полковник в кабинете курить разрешал, Сергеев пользовался разрешением очень редко. Вот и сейчас он достал из кармана трубку, не разжигая, стал сосать гладкий горьковатый мундштук.

Читая, Василий Васильевич делал многозначительные паузы, смотрел сквозь подчиненного. На лице полковника было пять резких морщин, и Сергеев исподтишка разглядывал их. Казалось, скальпель хирурга сделал пять надрезов. Они зажили, остались лишь четкие, прямые, очень глубокие борозды: две параллельные на лбу, две от ноздрей крупного носа к углам рта, одна — на подбородке, прямо под нижней губой. Сергеев иногда пытался нарисовать портрет начальника, вроде очень просто: густой ежик волос, широкий лоб и скулы, глаза широко расставлены, и эти пять морщин, прямых, симметрично расположенных. Ничего не получалось. А Сергеев ловко рисовал портреты приятелей. Нужно уловить характерность. У полковника выразительное лицо, а на бумаге выходила безликая маска. Сергеев наконец понял, что начальник под тяжелыми веками прячет глаза двадцатилетнего рабфаковца. В этом и весь секрет.

Василий Васильевич, кашлянув в кулак, закрыл папку.

— Не густо, Олег Николаевич. — Он заметил у Сергеева трубку. — Что думает Ричард Петерс?

— Он сейчас выжидает, Василий Васильевич, — серьезно ответил Сергеев.

— Мы выжидать не можем. Второго июня в Женеве начинает работу Международная ассоциация биохимиков. От нас едет доктор Соколовский. Ко дню его отъезда в порученном вам деле должна быть полная ясность.

— Но сегодня уже четырнадцатое.

— К сожалению. — Полковник взглянул на календарь.

— Считаю, что для начала следует побеседовать с кем-либо из четверых, — Сергеев задумался, — а возможно, и со всеми.

Поездка их в Монте-Карло сама по себе необычна, и это объясняет нашу заинтересованность. Беседы могут прояснить обстановку. Даже если Петерс узнает о них, он не должен тревожиться, примут все это за обычную проверку. Тем более что такие беседы вообще не метод работы контрразведки. Сочтут, что мы относимся к данной истории не как к делу о шпионаже.

— А что? — Полковник откинулся на спинку кресла, словно хотел взглянуть на Сергеева со стороны, усмехнулся. — В данном конкретном случае в такой непрофессиональности есть резон.

— Дело не только в этом, Василий Васильевич, — чуть ли не перебил Сергеев. — Повторим исходные данные. Петерс проявляет интерес к работам Соколовского? — Сергеев выдержал паузу, дождался, когда полковник кивнул. — В Монте-Карло вербовали советского человека, и есть основания предполагать, что завербован один из друзей Соколовского. Вся поездка этой четверки в Монте-Карло не очень естественна. Для Петерса наиболее интересна их близость к Соколовскому, и в поле зрения разведки завербованный попал скорее всего именно из-за этой близости к ученому. Следовательно, это произошло не в Гренобле.

— Почти наверняка. — Павлов кивнул.

— Предварительно его изучали, прощупывали, искали подходы. Еще в Москве была сделана первая попытка поговорить с ним, которая успеха не принесла.

— Попробуйте менее категорично, Олег Николаевич, — попросил полковник.

— Менее категорично не получается, товарищ полковник, — резко ответил Сергеев.

Василий Васильевич не дал ему продолжать.

— Вы все-таки попробуйте. — Он сказал это так, что Сергеев замолчал, понял — зарвался. — Вот так, отдохните. Мы же с вами не наперегонки бегаем. Слушаю вас.

Сергеев задумчиво хмурился, так хорошо разогнался — и на тебе, сбился.