Операция выбор Ы!

Через приоткрытую дверь кабинета, где собралась вся верхушка партии, доносился возмущенный голос Шефа — разнос, он недоволен, всем строиться в две шеренги, сейчас будет ясно, кто в доме хозяин. Привычно оробев, я шагнул через порог.

— … и ни кто и пальцем не пошевелил. Успокоились? Звезду поймали? — Шеф запнулся, увидев меня, стоящего в дверном проеме, — Ага! Вот и Лужин пожаловал! На часах 9-40! А собрание на девять было назначено. Но, это нас не касается, мы вольные художники… Мне эта безалаберность надоела. Почему опоздал на сорок минут? Я спрашиваю, почему? Это не важно. Мы можем только на компьютере играть, в Интернете копаться… Ни какой пользы!

— Если вы считаете… — начал было я оправдательную речь, стоя неуютно у всех на виду, сдерживая раздражение, но Шеф резко прервал меня.

— Ни кто тебе слова не давал! Разглагольствовать все мастаки. А где работа? Где результат? Я у тебя спрашиваю…

Усталость, сомнения, неловкость, субординация, карьерный рост, благодарность, зависимость, надежда, лояльность — все это исчезло, уступив место колючей ярости несправедливо обиженной проститутки, которая всю ночь возилась с пьяными клиентами, а ее под утро кинули на деньги, выпихнули на улицу в одних трусах, обозвав «дешевой шлюхой».

— … я спрашиваю!

— У меня?

— У тебя! Ты что, издеваешься? Или слышишь плохо? Хватит прожирать бюджет партии. Ни какой отдачи, ни капли инициативы, — Шеф обращался ко всем сидящим в кабинете, но смотрел исключительно на меня.

— До свидания, — в голове тяжело стукнуло, я развернулся и вышел за дверь..

— Тебя ни кто не отпускал!

— А мне насрать, — прошипел я сквозь зубы, отчетливо понимая, что это конец моей предвыборной кампании. Шеф не простит такого неуважения к собственной персоне — ни кто не может поворачиваться к нему спиной, даже случайно. Но хватит, хватит. Заигрался я, действительно. На лестнице меня догнала Галя, смелая Галя, встала и пошла за мной, плевать ей на все, плевать на Шефа, плевать на дрожащее стадо в кабинете — она сама по себе, она и так депутат, она вторая в списке на будущих выборах, ее в Киеве знают. Ее в Москве знают. Ее Лужков принимает в своем московском кабинете. С ней Никита Михалков целуется троекратно при встрече.

— Сережа, подожди!

— Добрый день, Галина Николаевна. Извините, даже поздороваться не дали.

— Ты куда идешь?

— К машине.

— Ну, пойдем, я тебя провожу. Если не слишком спешишь, можно в кафе зайти, поговорим. Думаю, нам есть о чем поговорить.

— Конечно, Галина Николаевна! Вы же знаете, с вами — хоть на край света. А как же важное собрание?

Галя многозначительно на меня посмотрела.

— Сережа, ты же прекрасно знаешь, как я отношусь к таким мероприятиям. Сейчас все друг на друга начнут стучать, выдавая это за принципиальность и приверженность общему делу.

— Это точно, — усмехнулся я и взял Галю под руку, — а мы пойдем пить чай с пирожными.

— Лучше потолстеть от пирожных, чем засохнуть от ненависти… Ха! Почти афоризм.

— Ох, Галина Николаевна, опасно быть вашим врагом… Я буду вас цитировать, если позволите…

В кафе, кроме нас, была только девушка за соседним столиком, которая печально пила сок и курила. Музыка играла тихо и невразумительно, словно за стеной. Что-то латиноамериканское и страстное.

— Сережа, так что с тобой случилось? Ты словно на взводе…

— Я не просто на взводе, я в ужасе, — я ковырял пирожное ложечкой, понимая, что планета, которая последние время была моим домом, уходит на другую орбиту, — что-то не так… Точнее, все не так…

— Устал ты очень с этими мероприятиями. Я Шефу говорила, что нельзя одного человека так нагружать. За последнюю неделю — четыре митинга. Три прямых эфира. И все — в разных городах…

— Я бы не стал все списывать на усталость. Меняюсь я, все это замечают. А теперь — и я замечаю. Эфиры… Конечно! Вчера вечером был прямой эфир. А днем я деда похоронил.

— Какого деда? — вздрогнула Галя.

— Своего деда. Отца своей матери.

— Господи, я не знала… Они что, с ума сошли?! Не могли заменить? Надо было меня послать, я бы заменила… Ужас какой!

— Вы забыли, у вас была встреча с ветеранами…

— Ах, да…

— Да и не в этом дело. Я не просил замены. Поехал — и отработал полтора часа, как ни в чем не бывало… Понимаете? Ничего не дернулось, голос даже не дрогнул… Ничего…

— Ты устал очень, замотался. Надо отдохнуть.