Операция «Ы» и другие приключения Вицина, Никулина и Моргунова

Трогательной и бескорыстной любви, которую дарил Евгений Павлович своему сыну, суждено было вернуться к нему сторицей. Жаркое лето 1988 года, гастроли, Германия. Клиническая смерть, обширный инфаркт, сложнейшая операция, шестнадцать суток в коме. Самым опасным был 9-й день, врачи так и сказали: «Если в этот день не умрет, значит — выживет». Сыну великого русского актера, Андрею, который тогда тоже находился вместе с театром, посоветовали сидеть рядом с отцом и разговаривать с ним. «Сиди и беседуй с ним и с Господом. Если он тебя услышит наверху, отец вернется», — посоветовали немецкие врачи. И он действительно вернулся, пропутешествовав где-то 28 дней.

О многом тогда Андрей рассказывал отцу один на один вполголоса, а главное, сын делился той всесильной любовью, которую в нем сумел поселить отец.

Про Леонова, как человека знаменитого, ходили немыслимые слухи и сплетни. Сам актер по этому поводу вспоминал: «Как-то Ванда села в такси, и таксист говорит, не подозревая, что везет знакомого мне человека: «Женька Леонов здесь живет». Ванда спрашивает: «Откуда вы знаете?» — «Мы всю жизнь вместе. Вот пьянь беспробудная, каждый день приходит и просит у меня трешку». Ванда: «Даете?». Он говорит: «Даю. Я люблю, он хороший артист. Вот в этой парикмахерской мы с ним бреемся вместе». Ванда выслушала, а потом говорит: «Как вам не стыдно! Я его жена — он не пьет!»…

Александр Абдулов рассказывал: «Однажды за кулисами театра я увидел парадоксальную картину: совершенно не пьющий Леонов перед выходом на сцену достал из кармана пиджака бутылку водки и из горла жадно осушил почти половину емкости. Из остатка щедро плеснул на ладонь и интенсивно втер водку в волосы, взлохматив их в разные стороны. От небывалого зрелища я остолбенел. Леонов поставил на пол четким движением бутылку и на моих глазах мгновенно превратился в испитого пьяницу, не вяжущего лыка. На вдруг бессмысленном лице появилась блуждающая улыбка, он медленно облизал губы и заплетающейся неуверенной походкой поплелся на сцену.

Я быстро подошел к бутылке, открыл пробку и понюхал — никакого запаха. Налил на ладонь и попробовал на язык — вода! Обыкновенная вода! До меня донесся гром аплодисментов десятитысячного зала, где в это время Евгений Павлович играл вдрызг пьяного человека».

Один писатель советского периода, не очень значительный, пригнал машину на профилактику.

Механик ему и говорит:

— К нам Леонов ездит.

— Леонов? Какой Леонов?..

— Артист.

— А, клоун… — он произнес это определение с пренебрежением и превосходством большого русского писателя. Механики начали переубеждать, возражать, рассказывать, как они любят и уважают знаменитого артиста. А писатель, чьи тиражи обеспечивались идеологическим заказом, свысока завершил беседу словами:

— Вы еще не доросли до серьезного искусства! Вкус надо развивать!

Этот случай Евгению Павловичу рассказали его преданные поклонники на автостанции, куда он часто приезжал чинить машину. Артист выслушал с интересом, ничего не ответил и грустно улыбнулся своей доброй снисходительной улыбкой.

Георгий Данелия вспоминает работу над фильмом «Афоня»: «Штукатура Колю сыграл Евгений Леонов. В противовес разгильдяю Афоне, Коля считался у нас фигурой положительной: он аккуратный, здраво рассуждает, интересуется международной политикой и мечтает о всеобщей коммуникабельности.

А Леонов своего героя не уважал, говорил, что Коля эгоист еще хуже, чем Афоня. И все время ворчал, что этот штукатур у него получается плоский, как блин. И только когда сняли сцену «уход Коли домой», он успокоился. В этой сцене Коля, который помирился с женой, уходя от Афони, оставляет ему листок со своим телефоном. На репетиции Леонов вынул из кармана бумажку с телефоном, и из нее на стол случайно выпали несколько монет. Он убрал монетки и записку в карман и сказал:

— Смотри.

Он снова достал бумажку из кармана, из нее снова высыпались монетки. Он снова аккуратно их собрал и положил в карман.

— Понял? — спросил он меня.

— Что?

— Какой говнюк твой штукатур! Две недели прожил у человека, пил, ел, а самому жалко три гроша оставить!

Женя всегда искал в своих героях отрицательные черты: считал, что так образ объемнее».

А в критике советского периода о герое Леонова в фильме «Афоня» высказывали совсем иное мнение: