Общежитие, казалось, жило одним: всеобщей экзаменационной сессией. Закоренелые «госоценщики» — троечники, слонялись по коридорам в поисках, кому бы поплакаться на свою незавидную судьбу, хорошисты с книгами перед глазами загорали на жестяной крыше общежития, умные отличники не успокаивались на собственном благополучии и дотошно, по косточкам разбирали и разбирали все самые сложные экзаменационные билеты. Используя порой вместо доски дверь какой-нибудь жилой комнаты, они чертили на ней свои бессмысленные, на случайный взгляд непосвященного, формулы, перетекающие одна в другую, сливающиеся воедино и приводящие к разным результатам.
Меловая лента цифр и формул текла по двери к полу, превращаясь в какое-то подобие реки, с ее настоящими поворотами, заливами и островками.
Шурик, аккуратно перешагивая через эту реку формул и доказательств, поочередно стучался в разные двери. Где-то хозяев не было, где-то блаженно отдыхали, где-то напряженно готовили шпаргалки.
...Дуб устанавливал контакт с Костей:
— Начнем! Я говорю, начнем!
— Поехали! — протрещало у него в ответ в наушнике. Костя-мастер разложил по всем свободным от приборов местам на столе и табуретах пособия и справочники.
— Билет номер семь!
Дуб произносил все слова четко и артикуляционно безупречно, потому что в техническом решении Кости-мастера были некоторые недоработки, посылавшие в эфир кроме важной информации еще и посторонние треск и шипение, которые ему никак не удавалось из-за нехватки времени ликвидировать.
— Билет номер семь!.. Первый вопрос!
Дуб расхаживал по комнате, чутко прислушиваясь к каждому слову в своем ухе. Его вдруг охватило радостное предвкушение победы над ничего не подразумевающими экзаменаторами. Он уже видел себя в мыслях прошедшим все испытания без сучка и задоринки. В отдельные минуты он представлял себя в роли резидента советской разведки в зарубежье, при исполнении важного правительственного задания.
Конечно же, Дуб был отчасти, как и все студенты, мечтателем. Но и реализма ему хватало, потому что на случай возможного провала у него были продуманы и отработаны все версии оправдания и возможного бегства. Но до провала было еще далеко.
— Принцип работы синхрофазатрона! — вещал в девственно чистый эфир Дуб.
— Костя! Как слышимость? Как слышно? Наверное, Костя-мастер, как всегда, замешкался и не
торопился с ответом.
— Как меня слышишь? Прием!
Дуб легким щелчком переключил свое радиоустройство на прием.
Костя прошипел в эфире:
— Понял-понял, слышу тебя нормально, нормально слышу тебя. Отвечаю на первый вопрос седьмого билета...
Затянувшись папироской, Костя раскрыл громадный фолиант на нужной странице и стал диктовать:
— «В основу работы синхрофазатрона... положен... принцип... ускорения... заряженных... частиц...»
Дуб торжествовал. Система работала! Сделав несколько приседаний и размяв затекшие руки и плечи, Дуб позволил себе прилечь. Информация, передаваемая Костей, обтекала клеточки его головного мозга замысловатым течением, совершала плавный круг, и плыла куда-то дальше.
В эту самую незадачливую минуту в комнату Дуба ворвался, как фурия, Шурик.
— Дуб!
Дуб от неожиданности растерялся:
— А?
Шурик был запрограммирован, как охотничья собака, взявшая след, не замечающая ничего вокруг себя, что выходило бы за рамки погони за ускользающей дичью:
— Конспект есть?
Не сразу, постепенно приходя в себя, Дуб привстал с койки и пошел тараном на незванного гостя:
— Нет у меня никаких конспектов! Конспектов никаких нет! Не мешай!
— А чего ты слушаешь?..
Только сейчас Шурик обратил внимание на странный наряд Дуба.
— Ван Клиберна... Не мешай! Иди!
Дуб неостановимо выталкивал Шурика из комнаты. Неизбежность и безысходность привела Шурика в институтскую библиотеку. Получив необъятных размеров учебник он, прозрев, понял, что ему не осилить этот злосчастный фолиант за несколько часов, и что экзамен ему придется сдавать в другой, неопределенный день.
Шурик, потеряв молодецкую упругость шага, обреченно брел по институтскому скверу.
Там-сям ему встречались читающие нечто студенты. Шурик каждый раз бросал исполненный надежды взгляд в читаемое, и всякий раз это было не то. Грамотный люд читал все подряд, но это было в данную минуту так далеко от спасительной цели Шурика, что он всерьез стал думать о каре небесной за какие-то его, одному Богу известные, грехи.
— Здорово, Шурик!
Столкнувшись с кем-то, Шурик уже машинально спрашивал:
— Здорово! Слушай, а у тебя есть?.. Л... Я у тебя уже спрашивал.
Мир был против Шурика. Читали все, читали повсюду: в парке, у газетного киоска, на трамвайных остановках, казалось, читал весь город! Весь город был обращен в читальный зал какой-то невероятной библиотеки, но злой рок витал только над одним бедным Шуриком — студентом, вовремя не озаботившимся ведением конспекта. Бедный Шурик про себя уже говорил некие клятвенные слова небесным силам. Что теперь уж он все понял и все осознал, что с этой минуты он обязательно и неукоснительно исправится, станет вести собственный, самый достоверный и