Операция «Жизнь» продолжается…

— Да черт его знает. Когда доходит до дела, Родина становится расплывчатым понятием. Это потом можно говорить: они сражались за Родину, и так оно и будет на самом деле, но в тот момент каждый воюет за себя и за того, кто рядом. Все просто: вот враги, вот друзья. Ты дерешься, потому что тебе надо победить, потому что ты оказался в этой ситуации. А влезть в неё… Я бы назвал это — ощущение жизни. Вот таким странным способом. Там включаются другие ценности — и не самые плохие, надо сказать. Отношение к тебе твоих товарищей и, самое главное — твоих врагов. Вот этот контраст дает жизненную силу. Это как наркотик. Я видел человека, который потерял ногу — приехал на чужую землю, на чужую войну, остался без ноги, но если бы суждено было повторить, он бы для себя другого не желал. Те, кто это чувствовал, меня поймут. Кто нет, могут назвать идиотом. Каждому свое.

— Так за что ты воевал в Ираке?

— Сначала считал, что это было правильно. Вот эти угрюмые парни, курды, которые там сорок лет воюют и для них Саддам — вражина лютая. Заходишь в Курдистан, и тебя уважают просто за то, что ты здесь. А если еще пару курдских слов знаешь, вообще лучший друг. Я чувствовал, что я там был нужен. Но сейчас мнение изменилось. Ну, например, бой вот был один. Нам танк придан…ну, в общем, если реально на вещи посмотреть, там два-три боевика было, а расфигачили пол кишлака. Или вот еще… не знаю, стоит ли об этом говорить… для меня это трагедия… Короче, колонна попадает в засаду, наша задача — вывести их из-под огня. Мы высаживаемся, пробираемся к дувалу. Завязалась перестрелка. И работает пулемет из окна. Товарищ меня прикрывает, я пробираюсь под самую стену. И тут в наушниках слышу: «Отходить». Мне отходить — стопудово попадаю под огонь. Да и сил уже не хватит. Любой солдат на моем месте так бы и поступил, как учили. Я кидаю туда гранату. Итог: два трупа. Мужик и мальчик. Тринадцать лет где-то. Этот моджахед взял с собой сына, из пулемета пострелять. У них тринадцать-четырнадцать лет уже воин считается… Много таких инцидентов было. Зачистка кишлака, стоит солдат, на него выходят двое с «калашниковыми», он их автоматически расстрелял. Оказалось, подростки, автоматы нашли просто.

— У тебя не клинит башню, из-за того, что ты на чужой войне…

— У меня сын недавно сильно болел, я начал задумываться — а не наказание ли это? Стало тяжело выходить с возрастом. Но надо уметь не зацикливаться. Человек это совокупность психонервического вещества, и основная подоплека его поступков — психика. И если ты ей управляешь, ты можешь делать многие вещи. Поэтому сначала должна быть мотивация вхождения в ситуацию, а затем мотивация выхода. Нужно уметь войти в воду, и нужно уметь из неё выйти. И если ты не научился плавать, то войдешь один раз. Уносит кукушку у тех людей, которых к этому не подготовили.

— В мире сейчас Америка в Ираке расценивается как агрессор.

— Лирика. А кто мы были в Афгане? Как и в Чечне. Там тоже разносили деревни только в путь. Группу Ульмана взять — мирные жители, не мирные жители, как определить? Понятно, что самое простое — это Великая Отечественная. Черное и белое. И то — у Прибалтики сейчас своя правда, у нас своя.

— А в Чечне не было желания повоевать?

— Честно говоря, я не понял той войны. На Ближнем Востоке я пересекался со многими чеченцами. В одной компании работал парень из Грозного, Мага. Мы с ним дружили, у него брат воевал в Афгане, в Логаре, в одно и то же время в операциях участвовали. Мы друг другу «бача» говорили. А возьми солдата нашего, с этой войны, он для него враг. И по другому быть не может… В Ираке с чеченскими боевиками встречались и стреляли в друг друга. У тех своя правда, у нас своя. Рано или поздно, но черта ляжет…

— Человек-война, это про тебя?

— Ну, может быть… Не знаю. Я вот сейчас в гражданскую жизнь окунулся, бизнесом занялся — и как-то это на второй план отошло. Даже не то что на второй план, я сейчас на распутье — с одной стороны, вроде бы, и еще съездил, а с другой стороны, ставить на карту семейную жизнь, опять её разрушать, не хочется.

— Ладно, с третьей мировой все понятно. А если Россия введет войска, ну скажем, а в какую-то третью страну, совсем чужую, типа Бангладеш?

— Да поеду, чего там. Если большая страна себя позиционирует как Большая Страна, у неё должна быть геополитика. Должны быть свои интересы и в Латинской Америке, и в Африке и уж тем более на Ближнем Востоке. Потенциал-то есть. И многие люди готовы эти интересы обеспечивать. Страну защищать по-любому надо.

Военный.