Опередить дьявола

Проди осторожно потрогал царапину.

— Спасибо Костелло. Впрочем, сам заслужил. А что, заметно?

Кэффри вспомнил слова Джэнис: «Мой распрекрасный муж трахает Клер Проди». Чего только в жизни не бывает.

— Поезжайте-ка домой, дружище. — Он похлопал Проди по спине. — Вы два дня на ногах. Поезжайте домой и отдохните. Жду вас в офисе не раньше завтрашнего утра. Договорились?

— Хорошо. Спасибо.

— Я провожу вас до стоянки. Моего пса пора выгуливать.

Они зашли в его кабинет и забрали Мирта из-под радиатора. Втроем они молча входили в темные коридоры, которые с появлением света сразу оживали, послушно держась за старым псом. На стоянке Проди залез в свой «пежо», завел мотор. Он уже собирался отъехать, когда Кэффри постучал по стеклу. Проди подался было вперед — рука на ключе зажигания — и замер. На лице — явное недовольство, и Кэффри в очередной раз подумал: почему он не до конца доверяет своему подчиненному? Этот парень себе на уме. Все время пытается играть по собственным правилам. Однако Проди заглушил мотор. Терпеливо открыл окно. Его бесцветные глаза были неподвижны.

— Да?

— Хочу вас спросить кое о чем. По поводу больницы.

— Что именно?

— Их тесты не выявили вещество, с помощью которого Мун всех вырубил. Ни один из вас не показал положительной реакции на основные группы летучих препаратов. К тому же ваша отличается от реакции обеих женщин. Вы единственный, кто смог самостоятельно передвигаться. Может, позвоните в больницу? Сообщите им дополнительную информацию.

— Дополнительную?

— Ну да. Дадите им рубашку, в которой вы были в ту ночь, если еще не постирали. А они сделают вам анализы желудка. В общем, позвоните им, дружище. Порадуйте ребят в белых халатах.

Проди, задержавший дыхание, выдохнул весь воздух. И только глаза оставались все такими же неподвижными.

— Господи. Да, конечно. Если надо.

Он закрыл окно. Снова завел мотор и отъехал. Кэффри сделал несколько шагов вслед за ним и остановился, устало вскинув руку, провожая взглядом маленький «пежо» с логотипом льва, подсвеченный сигнальными лампочками стояночного тормоза. Когда машина скрылась из виду, он повернулся к Мирту. Пес стоял с опущенной головой, не глядя на человека. Возможно, он так же опустошен, подумал Кэффри. Опустошен и напуган. Времени почти не осталось. Не надо быть специалистом по сбору информации, чтобы спрогнозировать будущее. Где-то живет семья, у которой в кухне установлена скрытая камера. А также в родительской спальне. Он это чувствует. Носом чует. Будь у него в руке секундомер, он бы его засек в твердой уверенности, что в ближайшие двенадцать часов история повторится.

64

Джилл и Дэвид Марли сидели на верхушке одного из платанов, окружавших сад.

— Платаны. Легкие Лондона.

Дэвид Марли улыбался. Он наливал чай из оригинального самовара в чашку из тонкого, просвечивающего фарфора.

— Дыши, Фли. Не останавливайся. Видишь, как тебе плохо.

Она полезла на дерево к родителям, но это давалось ей непросто — мешала листва. Слишком густая, с удушливым запахом. Листья различались цветом и текстурой, она попробовала их на вкус: одни — тонкие и кислые — другие приятные, но забивающие гортань. Чтобы продвинуться всего-то сантиметров на тридцать, ушла целая вечность.

— Дыши, — доносился голос отца. — И не думай о себе.

Фли поняла, что он имеет в виду. У нее пучило живот. Все и без слов ясно. Разноцветные черви толщиной в палец ползают по ее кишкам. Размножаются, разрастаются.

— Зря ты это ела, Фли. — Откуда-то из листвы голос матери. — Ох, Фли, не стоило тебе есть этот бутерброд. Ты должна была отказаться. Нельзя доверять мужчине в чистых брюках.

— В чистых брюках?

— Вот-вот. Я же видела тебя с ним.

По щекам Фли текли слезы, из горла вырывались судорожные всхлипы. Она все-таки влезла на дерево. Только уже не на дерево, а на лестницу, — словно с гравюры Эшера[31], — лестницу, которая не имеет опоры, начинается в кособоком барселонском доме и уходит, вся изломанная и голая, в небесную синеву с проносящимися облаками. И на верхушке этой лестницы папа с мамой. Отец спустился на несколько ступенек и протянул ей руку. Поначалу она с радостью потянулась навстречу, ибо отцовская рука обещала спасение, но затем на глаза навернулись слезы, поскольку он лишь дразнил ее, не позволяя ухватить себя за руку. Он только хотел, чтобы она его услышала.

— Я же говорил, это не игрушка. Это тебе не игрушка.

— Что?

— Это тебе не игрушка, Фли. Сколько раз тебе это повторять…