Опергруппа, на выезд!

«Следователь, как и всякий работник милиции, в первую очередь должен быть гуманистом», — так определяет свою позицию следователь Горбачев. Он считает, что арест человека — это крайняя мера, и она не всегда оказывает нужное воздействие. За каждым делом — человек, со своим характером и судьбой, иногда с судьбой неудавшейся, и нужно подсказать ему, направить, пере воспитать. Судьба человека, которую порой решает Александр Егорович, не безразлична ему. Вот почему, закончив дело Рязанова, он не забыл об этом парне и вновь вызвал его к себе. Это было уже после суда. Рязанов приехал вместе с отцом. Немногословный парень как обычно помалкивал. Рассказывал Василий Андреевич.

«Рабочее собрание, — говорил он, — дало хорошую встряску Андрею. Всю жизнь будет помнить. Все просили, чтобы Андрея не лишали свободы и оставили на воспитание у нас. На суде выступил общественный защитник от коллектива».

Приговорили Андрея к исправительным работам с обязательным привлечением к труду. Волновался парень, бросая благодарные взгляды на следователя. Терялся от признательности, перебирая руками фуражку, старый рабочий. Трудно сказать, как сложится дальнейшая судьба Андрея, но думается, что этот урок запомнится ему на всю жизнь.

Нередко вспоминает Александр Егорович дело некоего Ротоцкого. Привлекался тот за мошенничество и кражу. В конце следствия Ротоцкий сказал ему на прощанье: «Я докажу, что неплохой».

Прошло время, и в один из дней Ротоцкий пришел сказать, что он сдержал слово.

«Вы знаете, — говорит Александр Егорович, — такие встречи всегда бывают приятны. Значит, не зря не спим ночей, не считаемся со временем».

А следователя ждут новые дела…

А. Кудрявцев На посту как на посту…

У речного вокзала протяжно прогудел теплоход. Пассажиры, только что толкавшиеся возле узкого трапа, солидно расхаживали по палубам, любезно уступали друг другу места у поручней, улыбались, махали руками знакомым и незнакомым провожающим.

— Заметили девушку в сиреневом плаще с черной сумочкой через плечо? — неожиданно спросил старшина Королев. — Она все оглядывалась на пристани… Ее так и не пришли провожать.

Я лишь пожал плечами.

— А вон того высокого мужчину на корме верхней палубы? — продолжал Королев, видимо, давая мне шанс «реабилитироваться» за такую ненаблюдательность. — Он в темных очках, с портфелем. Уж очень спешил.

Нет, и этот не привлек моего внимания.

— Он и сейчас то и дело смотрит на часы, — добавил старшина. — Что-то тревожит человека.

Мы подошли к речному вокзалу минут за двадцать до отхода судна. Меня всегда привлекала здешняя почти праздничная суета перед прощальным гудком. Но деталей от увиденного, от толпы пассажиров в памяти обычно не оставалось.

— Милиционер должен уметь аналитически мыслить, — сказал старшина, когда мы уже поднимались на набережную, явно продолжая тот разговор у причала. Он посмотрел на меня выжидающе, будто спрашивая, понятно ли он выразился.

— Было со мной такое однажды, — начал рассказ Королев. — Когда я еще был рядовым милиционером. Так же вот провожал теплоход. Собственно, в мою обязанность на дежурстве это не входит. Но и не лишнее — среди людей побыть. Отвалил уже теплоход, скорость набирает. А к причалу чуть не бегом гражданин. Странно как-то, неряшливо одет, без вещей, беспокойство в глазах. Постоял он, посмотрел молча вслед теплоходу и побрел назад. Было это в такую же пору, я только заступил на дежурство. А около полуночи мы с этим гражданином опять встретились.

Старшина остановился у знаменитой старинной беседки.

— Трижды в ту ночь я видел отсюда вот там внизу, у самой воды, одинокого мужчину. Часа три прошло, а он сидит, как будто застыл. Подумал, надо спуститься, выяснить, что с человеком. Может, беда какая. Подошел, вежливо, как полагается, приветствую: «Добрый вечер!» Хотя была уже ночь глубокая. Затем представляюсь, спрашиваю, что он так долго, да еще и без луны, Волгой любуется. А гражданин — ни слова в ответ. Тогда прошу у него документы. И тут… мой знакомый, а это был он, тот мужчина, которого я днем приметил у речного вокзала, рывком кинулся на меня.

Старшина помолчал мгновение, вздохнул. Воспоминание было, как видно, не из приятных. Потом, почти извиняясь, произнес: «Пришлось остудить его в Волге. Вынудил меня гражданин тот на резкий прием. А были мы, как я уже сказал, у самой воды».

Королев тогда спокойненько сел на камень и стал советовать странному гражданину поскорее выбираться на берег: дело было осенью, вода ледяная, легко простуду схватить. И гражданин послушался, последовал его совету. Видимо, подействовала невозмутимость милиционера. Без возражений пошел за Королевым к дежурному по райотделу. По дороге рассказал о себе.

Он был вором-«гастролером», отсидел срок, вышел на свободу с намерением начать честную жизнь. Но трудиться не привык, квалификации не имел, не устраивалась и личная жизнь. И вот однажды сорвался, запил, потерял документы. И чуть было снова не принялся за старое. Но, к счастью, в тот день не успел к теплоходу.