Опергруппа в деревне

— Истинно, — перекрестилась Яга. — То исть ведёшь ты мысль дедуктивную, сокол ясный, к тому, что ноченькой энтой Кощей нам всю правду о супружнице своей поведает. А тока чего ж он её скрывал столь тщательно?

— Вот и выясним... — рассеянно ответил я, вновь переключившись на Митьку.

Дело в том, что под шумок к их беготне присоединился и Назим. Теперь кот с домовым старательно «топили» протрезвевшую мышь в той же бадье, где сами не так давно проходили экзекуцию. Пора спасать парня...

Я выловил Митьку за хвост и попытался водрузить сушиться на стол, но бабка замахала на меня руками, типа такой мерзости она рядом с самоваром не допустит... Пришлось переселить напарника на печь, там тепло. Митька пригрелся и даже показал Яге язык, цепко держа в передних лапках уворованный кусочек пахлавы...

До ночи время пролетело незаметно. Домовой бегло наводил порядок, кот жеманно «намывал» к нам гостей, а со стороны засыпающей деревни вновь доносились новые произведения отчаянной смелости певуна:

Как Митяеву маманю
Дьяк позвал гулять до бани.
Будет Митьке новый папа,
Или неча мамку лапать...

Я чуточку смутился, но, видимо, зря... Бабуля только хихикнула два раза, а наш младший сотрудник на печке вообще повалился кверху брюхом от хохота и в восторге размахивал хвостиком над головой. Ну, это дело личного вкуса, как говорится... Лично мне деревенский юмор по-прежнему представлялся чересчур прямолинейным.

Заносил еврей к нам в дом
Всяку околесицу.
Умоляли всем селом,
Тока б не повесился...
Воз увёз яиц одних,
А нас оставил при своих!

Нет, злободневность, конечно, била на раз! Ритмика, музыкальность, некоторое разнообразие стиля и подачи как-то варьировались, насколько я в этом понимаю. В школе милиции народные частушки обычно не проходят, там у нас вообще с поэзией туго. Но, пожалуй, парочку образчиков такого провинциального фольклора я как-нибудь и запишу, Гороху наверняка понравится...

Солнце село плавно, звёзды зажглись даже раньше, а лунный серп неукоснительно толстел с каждым закатом. К назначенному часу все мы (расколдованный Митька, Яга и я), плюс в засаде на берёзе кот Васька (лихо замаскировавшийся в темноте) ждали гостя.

Незваным его назвать уже было нельзя, но и особой радости от лицезрения беглого каторжника никто не испытывал. Это только в детективных романах жулик и сыщик, постарев, пьют вместе кофе за столиком в маленьком пражском бистро и беззлобно вспоминают, кто, кого, когда засадил или как, кто, где успешно скрывался...

Уточняю сразу — ничего хорошего о Кощее я сказать не могу. С первого дня личного знакомства наши отношения строились исключительно по принципу «кто стреляет первым...», и прогрессивных изменений в этом плане не наблюдалось. Мы вечно перешагивали ему дорогу, он, в свою очередь, тоже в долгу не оставался, пару раз проводя практически безупречные преступные операции. Взяли мы его чисто случайно, посадили по закону, но ненадолго, а наш последний визит к нему на Лысую гору, наверное, мучит его в кошмарных снах до сих пор...

Для лукошкинского мира Бессмертный — фигура хрестоматийная, гипертрофированное зло, и по-хорошему никаких мирных переговоров с ним быть не может. Хотя, с другой стороны, выслушать его мы обязаны... даже его... работа такая.

* * *

— Запаздывает, злодей непунктуальный, — настороженно озираясь, зевнул Митька. Оружия он сегодня не взял, неожиданно объявив, что вполне надеется на силу своего ораторского искусства, а Кощея, как психотипа, знает словно облупленного.

— Возможно, проверяет, всё ли чисто.

— А может, в кустах сидит да меч-кладенец коварно по наши головы точит? С него станется, ибо преступному элементу слово держать необязательно...

— Наша эксперт-криминалистка с полной уверенностью заявляла, что... — Я заткнулся, поймав бабкин взгляд вверх. Почти неразличимый в темноте Васька дважды просемафорил направленным светом зеленых глаз за мою спину. Всё ясно, объект прибыл...

— Выходите, гражданин! Мы здесь не в индейцев играем, могли бы и не подкрадываться...

Ветви ближайшего орешника распахнулись два ли не со зловещим дверным скрипом. На освещённую серебристым сиянием полянку шагнул беспрецедентный злодей нашей эпохи — Кощей (как мы шутили, «Кирдыкбабаевич»...) Бессмертный! Выглядел он практически бесподобно, всегда подозревал, что ему шьют где-нибудь в Париже...

Чёрный, до пят, балахон, струящийся складками, кожаные сапоги на высоком каблуке, а на голове некое подобие капюшона средневекового палача, тоже чёрное и с дырочками для глаз. Судя по фигуре, так и не поправился. Значит, в силу не вошёл, хотя начал, как всегда, с угроз и запугиваний:

— Вот и свиделись, участковый. Недолго тебя судьба берегла, недолго в одну дорожку наши пути сводила...