Опергруппа в деревне

— А вот на государыню таковой поклёп и возводить грешно и безосновательно! Царь узнает, дак собственноручно рожу вашу скособочит, а всё Лукошкино подтвердит, что так и было. И раною своей подмышечной не мельтешите мне под носом, и так дышать нечем... Идите вы к маменьке! Вот ей-богу, лучше вам на неё добровольно сдаться, чем она вас по запаху отыщет да с бою добычей законною возьмёт!

— Митенька-а... соколик ты ясный, голубь сизый, ну поимей же ко мне хоть капельку состраданья. Я ли тебя, сволоту ментовскую, грамоте не учил? Я ли тебя, бугая беспросветного, не поил, не кормил, не лелеял, как мог со скудности средств, но величины желания! А ты мне таковую Сусанну библейскую, отцветшую да десятипудовую поверх хрупкого телосложения кладёшь... Смилостивись, отпусти душу на покаяние, не хочу жениться-а!!!

...Я не прислушивался особо, ну болтают два комедийных типажа за спиной, что ж, каждый раз оборачиваться? А потом мельком глянул в окно и понял, что вмешаться попросту необходимо. Если я, конечно, дорожу тишиной и порядком в доме...

— Митя, прячь Филимона Митрофановича под печку. Сюда идёт твоя маман и тащит за шиворот Абрама Моисеевича. По лицу видно, разборки будут кровавыми...

— Дык, а... — не сразу сообразил мой напарник. — А чего ж нам его прятать? Сдадим маменьке, вот она и обрадуется! Али на Шмулинсона обменяем, покуда живой... тоже прямая выгода.

— Митя, блин! Да потому, что дьяк у нас важнейший свидетель, которого пытался убрать этот чёрный тип по кличке Александр Борисович. Прячь его, говорю! Мама дня два потерпит...

— Вашему милосердию предаюся смиренно, ввергаясь во тьму египетскую, — фальцетом пропел дьяк, ныряя под печь. Фигушки нам! Сухопарые ноги Филимона Митрофановича предательски торчали в обе стороны и обрезать их было нечем...

— Мешок! — вовремя сообразили мы оба.

Далее короткая импровизация на гоголевские мотивы, и плотно укомплектованный дьяк брошен в сенях, как куль с мукой. В смысле мешок точно был из-под муки, хотя впоследствии это не сыграло никакой роли...

* * *

— Дома ли хозяева-то? — громогласно донес лось из сеней. После чего, не дожидаясь ответа, крупная женщина головой гражданина Шмулинсона распахнула входную дверь и шагнула к нам в горницу.

— Где Яга? — широко улыбаясь, прошипел я. Митяй пожал плечами:

— Откуль же мне знать, она не докладывалась. Видать, боярина вышла за околицу проводить...

— Ладно, мы сами... Доброе утро, Марфа Петровна! А мы очень заняты, так, может, вы в другой ра...

Договорить мне не дали, да и когда она кого всерьёз слушала! Такую женщину даже в наш поруб на перевоспитание сажать бессмысленно — разнесёт...

— Суди его, участковый, а то я за себя не ручаюсь, — твёрдо заявила Митина мама, практически швырнув нам под ноги бледнющего, как шампиньон, Шмулинсона.

— В чём обвиняется? — кротко уточнил я.

— Во грехе! — Такой убеждённости мог бы поразиться и прокурор с восьмидесятилетним стажем. — Меня, порядочную вдову, прилюдно обманул, присоседно обесчестил! Мужа посулил, обманом завёл, словами красивыми запутал, всю душеньку обнадёжил... А женишок-то возьми, да и сбеги!

— Не может быть, — фальшиво ужаснулись мы с напарником, стараясь прикрывать от её горящего взгляда дрожащий мешок, полный дьяка.

— Так, сегодня наутро явился энто сводник Библейский и стал законом Моисеевым у меня яйца требовать! А я ж тока-тока из засады от боярского дома пришла, водицы испить, горбушкой сухой пропитаться, да и дальше бдить неусыпаемо! — Она гордо выпрямилась, посмотрела каждому из нас в глаза, словно подчёркивая значимость момента, и встряхнула Шмулинсоном. — А тут энтот хмырь горбоносый отпирательства клеит! Дескать, на всё воля Всевышнего, и ежели мне сейчас в супружестве не повезло, дык и у Авраама с Лией тоже не всё гладко выходило... А мне до них что за дело, они не тока евреи, так небось ещё померли давно! Меня-то за каким русским хреном опорочили! Нет ему ни яиц, ни проценту со сделки, а вот пущай теперича сам на мне женится! В качестве компенсации и контрибуции, а не то...

По-моему, даже Митька разинул рот, сражённый тем, что его мама знает такие слова. Думаю, это она у того же Абрама Моисеевича подхватила, но неважно... Важно, что спасти его можно было только одним способом:

— Младший сотрудник Лобов, арестуйте брачного афериста.

— Шо?! — ахнул еврей-гробовщик, представитель масонского меньшинства. — Ви это обо мне и про меня? Митя, скажите в лоб — после того, шо мы с вами совместно пережили, ви тут будете крутить мне руки за спину и бить лаптём по почкам?!

— Попрошу без грязных намёков! — сурово прикрикнул я, изо всех сил стараясь понравиться Митиной маме. Без Яги я её почему-то попугиваюсь. — На вас поступило устное заявление, оснований для возбуждения уголовного дела по статье сводничество и мошенничество — предостаточно. А вас, уважаемая Марфа Петровна, мы благодарим за проявленную бдительность и активную гражданскую позицию. До свидания. Ждите вызова в суд как свидетель и потерпевшая...

— Чей-то? — не поняла она.