Оперные тайны

И мы не садились за стол без того, чтобы Роберт ему не ставил «Фантазию»! Это, конечно, очень красивая анимация, но его пленяла именно музыка, он её слушал, и я видела, что она его приводила в какой-то совершенно невероятный восторг.

А в моём случае так было с «Евгением Онегиным», с его главной героиней. Я люблю её за то, что она никогда не лукавит, не играет. За то, что она – олицетворение абсолютной чистоты и в высоком смысле этого слова порядочности, умения быть верной своему долгу и своим воспоминаниям, которые для нее святы. За то, что она – уникальный образ, воплощающий в себе самые лучшие качества, которые могут быть у женщины. И вообще человека!

Классик наших дней сказал очень верно:

Когда, устав от пошломордия
И опостылевшей брехни,
Ты мёртвый сам и пишешь мёртвое,
Вздохни – и Пушкина вдохни[4]

.

А я вспоминаю ещё и Надежду Матвеевну, которая говорила мне: всякий раз, когда хочется от какой-нибудь скверны или грязи очиститься, бери-ка ты клавир, моя девочка, – и попой Татьяну, почитай Александра Сергеевича.

…Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.

Вот это мой Пушкин. Вот это моя Татьяна.

Татьяна? соня? наташа!

…На самой заре жизни этой удивительной женщины, родившейся то ли в 1803-м, то ли в 1805 году, Василий Андреевич Жуковский посвятил ей стихотворение. Оно заканчивалось так:

Ты будешь страх сердец и взоров восхищенье!

Поэты нередко бывают пророками. Однако угадать грядущую судьбу маленькой Наташи, чьим двоюродным дедом был великий автор «Недоросля» и которой выпадет стать в большей или меньшей степени прототипом трёх великих героинь русской литературы (Татьяны Лариной, Сонечки Мармеладовой и Наташи Ростовой), не было дано даже «певцу во стане русских воинов». Наташи – в девичестве Апухтиной, в первом браке – Фонвизиной, во втором – Пущиной.

Впоследствии она напишет о себе: «Я вся соткана из крайностей и противоположностей: всё или ничего – был девиз мой с младенчества».

В 16-летнем возрасте она бежала из родительского дома в мужской (!) монастырь, чтобы скрыться в нём под именем послушника Назария. Отчего?

По одной версии, пылкая и порывистая девушка написала, подобно пушкинской Татьяне, письмо с объяснением в любви некоему молодому человеку, и этот факт стал известен обществу. Случайно ли в одном из черновиков «Онегина» есть строчка: «Её сестра звалась Наташа…»?

По другой, влюблённый в юную Наташу и собравшийся сделать ей предложение московский кавалер неожиданно узнал о более чем печальном финансовом положении семьи Апухтиных. После чего, подобно гоголевскому Подколёсину, дал дёру.

После чего – «для бедной Тани все были жребии равны» – пришлось принять брачное предложение своего двоюродного дяди Михаила Александровича Фонвизина: «Вот я и замуж согласилась более выйти потому, что папенька был большой суммой должен матери Михаила Александровича и свадьбой долг сам квитался…»

Опять-таки – случайно ли многие свои письма Наталья Дмитриевна Фонвизина будет много лет подписывать именем Таня? И толки о том, что именно она послужила прототипом Татьяны Лариной, она будет в обществе ненавязчиво поддерживать…

Скорее из чувства долга, чем по страстному чувству, отправилась она за мужем в Сибирь. Ей было уже за пятьдесят (!), когда она написала Пущину: «Не хочу я твоей тёплой дружбы, дай мне любви горячей, огненной, юношеской, и Таня не останется у тебя в долгу: она заискрится, засверкает, засветится этим радужным светом». Вот так!

Но откуда же подробности её жизни знал Пушкин? Скорее всего, от того же Пущина. Очень возможно, что именно он был адресатом того самого любовного письма юной Наташи… Тогда он, готовясь «во имя вольности восстать»[5] и понимая, чем рискует, не мог ответить ей взаимностью. И в итоге «Татьяна» только после смерти своего генерала всё-таки сочеталась браком с «Онегиным» – произошло это в мае 1857 года. Жаль только, что он уже не был молодым и стройным красавцем, и брак продлился менее двух лет.

Наталья Дмитриевна Фонвизина

Фонвизина была главным корреспондентом Достоевского в пору его ссылки. «Письма Ваши идут прямо из Вашего доброго, человеколюбивого сердца легло и без натяжки», – писал он ей. Многие исследователи считают, что «ангельский» облик Сонечки запечатлел черты именно Фонвизиной. «Особенно хороши были её голубые, светлые глаза», – вспоминал декабрист Николай Лорер.

После возвращения декабристов из Сибири Лев Толстой, готовясь сделать героем своего предполагавшегося романа именно ссыльного декабриста, прочёл, в числе прочих материалов, и «Исповедь» Натальи Фонвизиной.