Опьяненная страстью

Громко выругавшись, Константинос вытер подбородок тыльной стороной ладони.

— Не перевирай мои слова! Если мое предложение тебе не по вкусу, можешь просто отказаться.

Лена едва не схватила стакан, чтобы швырнуть в него.

— Нет! Я говорю «нет». Никогда. Я не буду заниматься проституцией ради тебя.

Его разъяренное лицо исказилось.

— Заниматься проституцией? Как тебе это вообще в голову пришло?

— Ты вообще сам себя слышишь? Ты готов купить мне все, что я попрошу, правильно? И все это в обмен на то, что я согрею твою постель, как и когда ты решишь, и абсолютно все на твоих условиях. Ладно, забудь. Я не буду этого делать. Если ты не способен уважать меня, тогда ты, конечно, не сможешь со мной спать.

— Конечно, я уважаю тебя! Я предложил тебе больше, чем предлагал остальным!

— О, ты забыл о Кассии, не так ли? Забыл все планы, которые вы с ней строили?

— Тогда все было по-другому.

— Как?

— Ты знаешь как, но в любом случае это не имеет к ней никакого отношения.

— Это имеет к ней самое непосредственное отношение, и ты это знаешь. Я не Кассия, и меня оскорбляет, что ты думаешь, будто я хоть немного похожа на нее.

Возмущение еще больше омрачило черты лица, склонившегося к ней.

— Я никогда вас не сравнивал.

— Ты сравнивал с ней всех женщин, которых встречал! — крикнула Лена в ответ. — Это всегда где-то на подсознательном уровне, не так ли? Что все женщины пытаются получить от тебя какую-то выгоду? Единственное, чего я хочу от тебя, Тинос, — это ты сам.

— Я с самого начала говорил тебе, что я не вступаю в отношения.

— У нас будет ребенок! — воскликнула Лена, теперь полностью утратив самообладание, которое ей так старалась навязать гордость.

— Да, и это единственная причина, по которой мы вообще ведем этот разговор.

— Неужели ты ни на секунду не задумался о том, что со мной то же самое? Что ты не единственный, кто отказался от отношений? Ты знаешь, я много лет соблюдала обет безбрачия, но рождение нашего ребенка и то, что я была с тобой, заставило меня задуматься, почему это произошло, потому что я, черт возьми, сознательно не оставалась одна!

Гнев в глазах Константиноса сменился смятением. На его челюсти дернулся мускул. По какой-то причине это тронуло ее сердце.

— Это всего лишь чувство вины, которое ты все еще испытываешь, потому что вышла сухой из воды, — грубо сказал он. — Семья — это то, чего больше всего хотела твоя сестра.

Лена истерически рассмеялась.

— Видишь? Ты уже знал ответ. В некотором смысле ты уже знаешь меня лучше, чем я сама. Бьюсь об заклад, тебя пугает то, что ты подобрался достаточно близко, чтобы понять меня?

Лена снова рассмеялась, увидев, как на его челюсти заходили желваки. Константинос знал ее, но и она знала его не менее хорошо, и именно это ее убивало.

— Но да, ты прав, и я почти уверена, что то, что ты был моим начальником и убежденным холостяком, сыграло какую-то небольшую роль в том, что я позволила себе пойти с тобой, потому что все это делало тебя недоступным. И если бы не наш ребенок, я бы ни за что не переспала с тобой снова, как бы сильно мне этого ни хотелось.

Глаза наполнились слезами, но Лена не позволила им пролиться.

— Боже, Тинос, ты не поверишь, но мое сердце чуть не разорвалось, когда на почте появилось первое сообщение от тебя. Не знаю, что я ожидала в нем увидеть… А потом, когда я обнаружила, что беременна от тебя…

Гнев покинул ее, осталось лишь горькое ощущение безнадежности. Лена обхватила живот и сделала шаг назад, свой первый шаг в сторону от него.

— Это все изменило, — просто сказала она. — Я была в ужасе от твоей реакции. Ты это знаешь. Но всегда оставалась какая-то маленькая частичка меня, которая осмеливалась надеяться, что, как только наш ребенок родится и ты, наконец, получишь подтверждение, что он твой, мы сможем хотя бы попытаться ради ребенка. Я знала, что это несбыточная мечта, и все же она оставалась, но теперь я знаю, что этому никогда не суждено сбыться. Ты этого не допустишь. Твое предложение…

Лена покачала головой и приказала слезам, которые уже жгли глаза, оставаться на месте еще немного.

— Это не просто оскорбление в мой адрес, но и оскорбление всего, что между нами было. Наш ребенок, возможно, и свел нас вместе, но то, что между нами было, — это нечто особенное. Ты сделал меня такой счастливой, какой я никогда не была, и я знаю, что сделала счастливым тебя. А теперь ты нас бросаешь. Ты бесхребетный трус.

Последнее слово было сказано шепотом, но Константинос почувствовал удар, словно его хлестнули колючей проволокой. Это только разожгло ярость, которая бушевала в его венах.

Медленно обдумывая, он посмотрел на часы, а затем снова перевел взгляд на ее бледное как полотно лицо.