Опилки

Хотя трепаться и материться, как подмастерье сапожника, Пашка иногда любил. Молчание тоже помогало. Вот, сидя возле печи на коленях папки, мальчишка мог без зазрения совести разрушать все постулаты человеческой анатомии. Может, и правда он вылез у матери из попы, если отец его смеётся серебристо-звонко и всё подтверждает? Угольки рассыпчато мозолят Паше тёмные глазки своим сиянием, в семье – мир и почти покой, если бы не заливистость гортанности главного кормильца. Надо же как-то познавать что-то вокруг, Пашка-то ведь точно не знает, откуда он вылезал. Желательно ему было бы остаться абортированным материалом, слизью, пудингом из крови, а не заливисто хохотать. Слёз-то и побоев из-за него гораздо больше бывало. Здравствуй, покатая идиллия. Проходи к столу, Павел сейчас тебе чаю нальёт, а чаинки выловит ситечком, чёрным, как его время. Он знает, что ты тут ненадолго: сегодня же родители могут до полусмерти друг друга поизбивать, а потом за солнцезащитностями очков прятаться даже в хмурую зиму. Посиди, погуляй, видишь, как выраженьице Пашкиного лица тебя умоляет? Мальчик хочет слышать на кухне что-то другое, а не только

ты миня уважаиш, браток? тагда давай па-сто-грамм.

Возымело ли действие золото-молчание? Оно работало немым упрёком миру, один такой сработал и в сугубо автобусные девяностые, когда в переполненном транспорте неизвестный дядька посадил на колени Пашку и сидел так до конечной. Что и говорить: льдинки на стекле сидящему кажутся повеселее, нежели стоящему и изнывающему от скуки. Надышанность людей ненавязчиво согревала, а белые стены городского завода с винным запахом яблок напоминали, что скоро мальчишка будет дома.

последний волшебный Новый год.djvu

Помнится, дядина кукла из-под ёлки постаралась навредить отношению Паши к празднику, однако всё обошлось. Два часа до застолья, блестят под фонарём снежинки. Эти ласковые холодные кусочки только и знают о блистании, а мать и её подруга (выглядит то ли тётей, то ли дядей) куда-то идут с непослушным мальчиком. Ребёнок знает, что его ждут печка, тепло, посеребрённые петушки на ветках и разрастающаяся, необъяснимая радость, неизвестно кем переданная и разбрызганная по всему пространству. Ну и куда без фольги с въевшимся в неё запахом шоколада? Какой-то Новый год. А где старый? Кто ему дал пинка? Ладно, стоит и так порадоваться, даже в садике по этому поводу много разговоров. Потом будет утренник, следует подготовиться, подучить стишок. С Пашиной хорошей памятью всё пройдёт на ура, и он получит… апельсин? Почему вон тому мальчику по имени Женя Дет-Марос подарил большую шоколадку, а ему – несчастный оранжевый фрукт цвета опилок из его дома? Это в его детской голове не укладывалось ни на какой из матрацев. Он не заплакал, побрёл после а-ля веселья по снежной кашице домой, запомнив навсегда именно этот случай, который снял покровы с необъяснимой волшебности обычного ежегодного обмана. Ещё одна жизненная настройка сработала успешно: это была поставлена птичка в пунктике там, где написано несправедливость. Пусть она и была маленькой, еле уловимой, для кого-то неважной и дурацкой, но самой запомнившейся для стихорассказчика Пашки. Новый год, иди к чёрту!

Хацу аписин и сакалатку!

мини-грехи.ppt

Нельзя сказать, что в Павлике не было чертёнка. Хотя бы самый никудышный, но был. Творил он порой не так чтобы уж и страшное что-то, но если тумаки за проделки бывали, то заслужил, значит.

Заядлым рыбаком мальчик отродясь не был. Заядло он только захлёстывался лесками с каким-то стариком, который так отменно рыбачил, что даже добычу эту потом приходилось разрезать, доставать из её потрохов крючок. Также начинавший рыбачок ловил мальков с помощью обрезанной пластиковой бутылки и великодушно скармливать их коту, без червя удочкой даже пробовал поймать. Рыбьи чёрные спинки побольше тоже иногда суетились в ёмкости. Не чурался Павлуша альтруизма вплоть до вырастания. И такое по наивности случалось. Пролитое ласковое солнце нещадно тогда слепило бликами, будто укоряло в хроническом раздолбайстве и отсутствии элементарного грузика ниже поплавка, а вода заступалась, бережно успокаивала своими маленькими пресными волнами бетонный выступ, на котором сидел Пашка-раздолбайчик. Ещё она одурительно пахла донной нежностью и предпраздничным холодком зачавшегося дня. Всё безрезультатно, озеро. Твои молчаливые жители не такие наивные, как одинокий малец с чешуёй на руках. Сматываем удочки и извилины!

На этом озере и первая смерть от руки разбойника произошла. А орудием был обломок кирпича, угодивший в так удачно плывшего утёнка. Пашка так и подсел от неожиданности. Зачем он в него попал? Зачем он вообще бросался? Мешал ему птенец, что ли? Страх и стыд унесли от греха подальше, но грех этот явно не смоется каким бы то ни было водоёмом. Это пацанёнок точно осознавал.