Опимия

Возле него в буковом буфете стояли кубок и стакан; туда можно было также сложить кое-какую одежду, для хранения которой в комнатке отведен был также шкаф, также деревянный; четыре табуретки дополняли скромную меблировку жилища новой весталки.

После того как Опимия, нежно разговаривая с Муссидией и отвечая на ее бесконечные вопросы, уложила ее в постель, девушка и сама забралась на край ложа и села, ожидая, пока малышка заснет.

Тут она снова погрузилась в свои печальные мысли, все медленнее и рассеяннее отвечая на вопросы ребенка. Девочка, наконец, успокоилась и повернулась на правый бок, лицом к стене.

Молчание в комнатке длилось долго; внезапно Муссидия, которая никак не могла сомкнуть глаз, несмотря на обильный переживаниями день, отнявший у нее много сил, повернула голову к Опимии и встретилась взглядом с ее глазами, смотревшими на ребенка с полным любви состраданием. По лицу Опимии катились слезы.

– Почему ты плачешь? – смутившись, спросила девочка, приподнимаясь на правом локте.

– О тебе… – порывисто сказала Опимия, обнимая руками головку девочки и покрывая ее поцелуями.

И, быстро поправившись, добавила:

– О тебе, любезная девочка, я не плачу. Молчи, спрячься опять под одеяло… Спи, любовь моя, – сказала она через мгновение, снова укутывая Муссидию покрывалом, – будь хорошей, спи, милая Муссидия… Завтра, если ты быстро заснешь сейчас, я покажу тебе прекрасный сад, красивые цветы… и дам тебе вкусную медовую лепешку.

– Большую?

– Большую.

– Она очень вкусная?

– Вкуснейшая.

– Тогда я буду спать.

– И пусть Веста позаботится о тебе и убережет от пламени страстей, – прошептала Опимия, лаская своей правой рукой светлую голову девочки.

А та, снова повернувшись на правый бок, закрыла глаза; на губах ее заиграла улыбка засыпающего в объятиях розовых снов, самых прекрасных видений, и вскоре девочка крепко заснула.

Во вторую стражу, которая начиналась в девять часов после полудня, Опимия пошла охранять священный огонь; в третью стражу, когда наступила полночь, ее сменила Флорония.

Когда она появилась и храме, Опимия встряхнулась от размышлений и, свирепо взглянув на Флоронию, надменно сказала:

– Видишь, каким чистым и ярким я оставляю тебе Священный огонь; смотри, чтобы он оставался таким же до поры тишины (с трех до шести утра), когда ты должна будешь передавать его Лепиде.

И Опимия направилась к двери, ведущей в атрий Весты. Флорония была выведена из себя этими словами и столь же надменно ответила:

– А что это ты даешь мне такие наставления?.. Я в них не нуждаюсь и не хочу их слушать. С каких это пор я, наставница, должна слушать твои советы, воспитанница?

При этих словах Опимия резко остановилась и, скрестив руки на груди, окинула свою товарку взглядом, искрящимся ненавистью, А потом, через несколько секунд, слегка растянула губы, что можно было бы принять за сардоническую улыбку, и сказала дрожащим от волнения голосом:

– Не твое дело, Флорония; я все вижу. И, окинув товарку снисходительным взглядом, она несколько раз иронически покачала головой и продолжила свой путь в атрий.

Флорония скорее почувствовала, чем увидела направленный на себя гневный взгляд Опимии и – не в силах его вынести – опустила голову и некоторое время не решалась ее поднять, а потом наконец выпрямила ее и, сложив умоляюще руки, делая шаг к удаляющейся товарке, спросила жалобным голосом:

– Но что тебе пришло в голову, Опимия?.. И на что обиделась богиня?..

Опимия оказалась уже у выхода и поднимала левой рукой занавесь, когда до нее дошли эти слова. Она повернула голову к Флоронии и сказала повелительно:

– Хватит.

И она вошла в дом весталок.

Флоронию охватила нервная дрожь, руки ее бессильно упали, и она, склонив голову к правому плечу, уставилась в пол и прошептала в состоянии мучительной беспомощности:

– Чем я ее обидела?

Так она простояла несколько минут; потом встряхнулась, приблизилась к алтарю, машинально подлила масла в огонь и задумалась:

– Что же имела в виду Опимия?

И вскоре дрожь снова пробежала по ее телу, и ужасная мысль пришла ей в голову, так что она поднесла правую руку к лицу и, широко раскрыв глаза, поглядела в том направлении, куда незадолго до этого ушла другая весталка.

– А если она что-то заметила?..

И голова ее дернулась в ужасе назад, словно устрашенная этой мыслью.

Несчастная не раз терла руками лоб и через какое-то время полностью погрузилась в собственные мысли, так что в полумраке, царившем внутри храма, ее легко было с первого взгляда принять за статую.

Так прошло около часа. Внезапно Флорония очнулась: она еще раз подлила масла в мисочку, где пылал огонь, потом осторожно подошла к выходу, ведущему в три комнаты, предназначенные для храмовой утвари, а потом и в сад.