Упадавших под бременем ноши, изъязвленных, полумертвых били, топтали ногами, таскали по земле, доколе жертвы их варварства не лишались чувств.
Повсюду раздавались стоны изнемогавших от ран, вопли обруганных, умиравших жен, во храмах Божиих ржание коней, крик и проклятия разъяренных грабителей, треск падавших стен и железных листов, летевших с крыш, стрельба из ружей и пистолетов. Между дымившимися бревнами, на раскаленном прахе лежали сожженные части человеческих трупов и лошадей; окрест были развалины, а на них кровавые жертвы. Благочестивые, сединами украшенные священники, в облачении, с крестом в руках, чем надеялись воздержать извергов, при дверях церквей падали от острия меча. По телам их вбегали неприятели в средину церквей, срывали, разметывали по полу и попирали ногами иконы, украшения престолов. Конечно, от сотворения мира ни один изверг так не бешенствовал на земле, как шайки Наполеоновы в Москве. Конечно, во многие тысячелетия не было еще ни одного дня, в который солнце было бы свидетелем таких злочестий, ни одной ночи, мрак коей сокрыл столько преступлений. Не осталось закона нравственного и гражданского, ни одного обряда священного, над коим не поругались враги, преступления, которого не соделали, лютости, которой не привели в действие. Орды диких возымели бы более чувства, нежели так называвшиеся просвещенные Европейцы. Врываясь в Россию, Монголы и Татары чтили храмы нашего Бога: рука Азиатского языческого воина не прикасалась к святыне их, но в наше время мы видели Христиан, грабивших, осквернявших церкви Христовы.
Прошло более четверти века, а вопрос о причинах пожара Московского еще не решен. Наполеон в своих бюллетенях отклонял от себя вину в сожжении столицы. То же самое подтверждал он несколько раз на уединенной скале Св. Елены, где медленно умирал, терзаемый воспоминаниями о потерянном величии и грустным сознанием в ничтожестве своих усилий против России, виновницы его падения. Книги, журналы, все типографские станки, в 1812 году подвластные Наполеону, провозгласили зажигателем Русское Правительство, и орудием его выставляли Графа Ростопчина. Наполеон и его клевреты говорили о сей выдумке с такой уверенностью, подобрали столько правдоподобных доказательств, что никто не сомневается в их вымышленных показаниях. Поверили еще и потому, что видели, как в роковом борении с Наполеоном не жалела Россия ничего для своего спасения, от которого зависела участь Европы. У нас, во время войны, слагали вину в зажигательстве на неприятелей, а ныне мнения о Московском пожаре разделены и колеблются. Обозрим происшествие с разных сторон, после него нетрудно будет вывесть справедливое заключение и единожды навсегда определить истину.