Среди зарубежных историков-эмигрантов было еще несколько приверженцев изучения сочинений Боплана. Профессор Украинского университета в Праге Сергей Шелухин (1864-1938) работал в том же русле, что и Барвинский, изучая содержание, вкладываемое Бопланом в понятие «Украина»[112]
. У Шелухина были интересные идеи, однако излагал он их хаотически, прибегая к свободной интерпретации и порой давая волю фантазии Граф Михаил Тишкевич (1857-1930) опубликовал небольшую подборку карт и среди них боплановскую карту Украины в переработке И.-Б. Гоманна[113]. Профессор Пражского и Варшавского университетов Дмитрий Дорошенко (1882-1951) дал обзор работ, посвященных Боплану, поддерживая одновременно (по Барвинскому и первоначальному выводу Борщака) мнение о первых изданиях «Описания» в 1640 и 1650 гг.[114]. Профессор Украинского университета в Праге, искусствовед и историк Владимир Сичинский (1894-1962), готовя одно за другим несколько изданий хрестоматии избранных иностранных источников об Украине, постепенно расширял и наполнял новым содержанием главу о Боплане. Одновременно он углубил собственное понимание «Описания», его значения для источниковедения[115]. Многочисленные издания «Иностранцев об Украине» Сичинский иллюстрировал материалами из Боплана — картами, иконографией, почерпнутой из «Описания» и карт, заглавными листами старопечатных изданий (для каждого издания подбирал специальные, не повторяющие друг друга иллюстрации). Заслуживают внимание конечные итоги исследований, изложенные в последнем английском издании. Выводы сделаны с позиции внешнего наблюдателя — и в этом их ценность: «Он (Боплан —Русская зарубежная историческая наука также внесла свой вклад в изучение наследия Боплана. Крупнейший историк картографии мирового значения Лев Багров (1881-1957) издал ранее неизвестный гданьский вариант карты Боплана 1648 г.[118]
, решительно выступил в защиту его авторства карт течения Днепра[119], а в обобщающих фундаментальных трудах по истории всемирной картографии всегда упоминал Боплана и репродуцировал его карту Украины[120]. На страницах русской научной печати отразилась дискуссия о количестве прижизненных изданий «Описания»[121].В конце 20-х — начале 30-х гг. в львовской научной среде началось изучение карт Боплана с точки зрения их ценности как геодезических источников. Роман Яцык (годы жизни неизвестны), исследуя степень точности нанесения объектов на «специальной» карте, установил, что боплановские определения географической широты и длины различных объектов для середины XVII в. можно считать очень точными (средняя ошибка в длине составляла 16', в широте 12') — эти показатели были не хуже, а во многих случаях даже лучше, чем в других образцах западноевропейской картографии того времени[122]
. Выводы Яцыка натолкнулись на сопротивление польских историков картографии, в частности К. Бучека[123], однако внесенные коррективы мало изменили общую картину. Иван Крипякевич (1886-1967), впоследствии академик Академии наук УССР, высказал мысль о том, что Боплан увез с собой материалы по иконографии городов Украины и Крыма и что эти рисунки попали на страницы таких иллюстрированных изданий как Cyaneae (первое изд. Аугсбург, 1687) и Kleine Tartarey (Аугсбург, 30-е гг. XVIII в.)[124]. Однако Боплан лично не бывал на черноморском побережье, а анализ изображений (в том числе и тех мест, где побывал Боплан) в упомянутых изданиях доказывает, что это вымышленные фантастические виды. Весьма сомнительно, что пунктуальный и аккуратный Боплан мог везти с собой столь не аутентичный материал. Вполне вероятно, что Крипякевич использовал «Описание» как источник в работах по истории казачества, иллюстрируя их фрагментами карт Боплана и зависящих от него других картографов (в частности, в монографии о Б. Хмельницком)[125].