Опиумная война

Катай сунул фигурку ей в руку.

— Если еще хоть раз заикнешься о деньгах, я брошу тебя здесь, и ты заблудишься.

Рынок был таким огромным, что Рин боялась забираться далеко от входа, если она заблудится в извилистых проходах, как тогда найдет дорогу обратно? Но Катай двигался по рынку с уверенностью знатока, показывая, какие лавки ему нравятся, а какие нет.

Синегард Катая был полон чудес и доступен. Синегард Катая не был пугающим, потому что у Катая были деньги. Если он спотыкался, половина лавочников бросалась ему на помощь в надежде на щедрые чаевые. Если ему разрезали карман, он шел домой за другим кошельком. Катай мог себе позволить стать жертвой города, потому что ему было куда падать.

Рин не могла. Ей приходилось напоминать себе о том, что все это ей не принадлежит, несмотря на абсурдную щедрость Катая. Единственный ее билет в этот город лежит через академию, и нужно постараться изо всех сил, чтобы его добыть.

По вечерам на рынке зажигались фонари, по одному у каждого торговца. Все вместе они напоминали стайку светлячков, отбрасывая неестественные тени от всего, на что падал свет.

— Ты когда-нибудь видела театр теней? — Катай остановился перед большим парусиновым навесом. Рядом стояла вереница детей, протягивающих медяки за вход. — То есть это для малышей, но…

— Великая черепаха! — вытаращила глаза Рин. В Тикани ходили рассказы о театре теней. Она выудила из кармана мелочь. — У меня есть вот это.

Под навесом толпились дети. Рин и Катай прошмыгнули в задние ряды, пытаясь притвориться, что им не на пять лет больше, чем остальным посетителям. Впереди висела большая шелковая ширма, залитая с другой стороны мягким желтым светом.

— А теперь я расскажу вам о возрождении страны.

Кукольник говорил из будки рядом с ширмой, так что его не было видно. Зычный, низкий и мелодичный голос раскатился по забитому людьми помещению.

— Это история о спасении и объединении Никана. История о Триумвирате, трех легендарных воинах.

Свет за ширмой потускнел, остались только алые всполохи.

— Воин.

На ширме появилась первая тень — мужской силуэт с мечом почти в его рост. Он был в тяжелых доспехах, из плеч торчали острые шипы. Над шлемом развевался плюмаж.

— Гадюка.

Следующим появился стройный женский силуэт. Голова кокетливо склонялась набок, левая рука согнута, словно она что-то прятала за спиной. Возможно, веер. Или кинжал.

— И Страж.

Страж был самым худым из троих — сутулая фигура, закутанная в бесформенное одеяние. Рядом с ним ползла большая черепаха.

Алый цвет за ширмой сменился мягкой желтой пульсацией в ритме сердца. Тени трех героев увеличились, а потом исчезли. Вместо них появились очертания гор. Кукольник начал рассказ.

— Шестьдесят пять лет назад, после Первой опиумной войны, народ Никана страдал под гнетом Федерации. Никан погрузился в лихорадку и туман опиума. — Над пейзажем поплыли прозрачные ленты, дающие иллюзию дыма. — Люди голодали. Матери продавали детей ради куска мяса, ради отреза ткани. Отцы убивали детей, чтобы прекратить их страдания. Да, именно так. Детей вроде вас! Никанцы решили, что боги их покинули, иначе как могли варвары с востока нести такие разрушения?

Ширма стала бледно-желтой, как щеки опиумного наркомана. Группа крестьян стояла на коленях, склонив головы до земли, словно рыдая.

— Народ не нашел защиту в лице наместников. Когда-то могущественные правители двенадцати провинций стали слабыми и разобщенными. Лелея старые обиды, они воевали друг с другом и не объединились, чтобы изгнать захватчиков из Мугена. Растрачивали золото на выпивку и женщин. Дышали маковым наркотиком, как воздухом. Обложили провинции непосильными налогами, ничего не давая взамен. Даже когда Федерация уничтожала их деревни и насиловала женщин, наместники ничего не предпринимали. Они и не могли ничего сделать.

Люди молились о появлении героев. Молились двадцать лет. И наконец боги послали им героев.

В левом нижнем углу ширмы появились силуэты трех взявшихся за руки детей. Тот, что посередине, был выше остальных. У того, что справа, были длинные струящиеся волосы. Третий ребенок стоял чуть поодаль, повернувшись к краю ширмы, словно видел то, чего не видят остальные двое.

— Боги не послали героев с небес. Они выбрали трех детей, сирот войны, крестьян, чьи родители погибли во время налетов на деревни. Все трое были самого скромного происхождения. Но они могли говорить с богами.

Тот ребенок, что стоял посередине, уверенно зашагал к центру ширмы. Двое других последовали за ним на расстоянии, как за предводителем. Их ноги двигались так плавно, что казалось, будто за ширмой находятся маленькие человечки, а не марионетки из бумаги на нитях. Рин восхищалась техникой кукольников, но гораздо больше — самой историей.