Опиумная война

Цзян выдохнул, его рука упала с плеча Рин. И как всегда под его взглядом, Рин ощутила удушье, как будто Цзян видел ее насквозь, каждую частичку. Он оценивал ее своими светлыми глазами, и Рин его подвела.

И хотя она сделала выбор, Рин не могла вынести разочарования Цзяна. Она отвернулась.

— Нет, это ты меня прости, — ответил Цзян. — Прости меня. Я пытался тебя предупредить.

Он переступил обратно через осколки своего постамента. И закрыл глаза.

— Наставник, пожалуйста…

Он начал произносить заклинания. Осколки камня под его ногами стали двигаться, как жидкость, и снова приняли форму гладкого и цельного постамента, медленно поднявшегося с поверхности.

Рин бросилась вперед.

— Наставник!

Но Цзян молча застыл. А потом камень полностью закрыл его лицо.

— Он ошибается.

Голос Алтана дрожал — то ли от страха, то ли от ярости, Рин не могла сказать.

— Совсем не поэтому… Я не… Он нам не нужен. Мы пробудим остальных. Они будут сражаться за меня. И ты… Ты же будешь за меня сражаться? Рин?

— Конечно буду, — прошептала она, но Алтан уже сносил трезубцем следующий постамент, исступленно обрушивая на него сталь снова и снова.

— Проснись, — выкрикнул он, и его голос сорвался. — Проснись, давай же…

Под камнем, видимо, лежал Фейлен, безумный убийца. Это должно было бы сдержать Алтана, но ему явно было плевать, он снова стукнул трезубцем по каменной плите, лежащей на лице Фейлена.

Камень рассыпался, и пробудился еще один шаман.

Рин неуверенно протянула факел. Увидев скрывающуюся внутри фигуру, она съежилась.

В Фейлене едва можно было узнать человеческие черты. Цзян лишь недавно замуровал себя, его тело по-прежнему осталось человеческим, без признаков разложения. Но Фейлен… У него было тело мертвеца, похороненного и превратившегося в мумию в отсутствие кислорода. Он не разложился, а окаменел.

Из кожи цвета пепла проступали синие вены. Рин сомневалась, что по этим венам до сих пор течет кровь.

Фейлен был худым, сутулым и, видимо, когда-то даже привлекательным. Но теперь кожа на скулах натянулась, глаза запали в глубокие полости.

И когда он открыл глаза, Рин задержала дыхание.

Глаза Фейлена сверкнули в темноте, ярко-синие, как кусочки неба.

— Это я, — сказал Алтан. — Тренсин. — Рин поняла, с какими усилиями Алтану удалось сохранить голос ровным. — Ты меня помнишь?

— Мы помним голоса, — медленно выговорил Фейлен. После месяцев молчания его голос был хриплым и звучал как стальной кинжал, царапающий древний камень горы. Фейлен склонил голову под неестественным углом, словно пытаясь избавиться от насекомых в ухе. — Мы помним огонь. И мы помним тебя, Тренсин. Помним твою руку, зажимающую нам рот, и вторую — на горле.

От его слов Рин в страхе стиснула рукоятку меча. Фейлен говорил не как человек, который готов сражаться на стороне Алтана.

И себя он называл «мы».

Алтан, похоже, тоже это осознал.

— Ты помнишь, кто ты?

Фейлен нахмурился, словно позабыл. Он долго размышлял, прежде чем прохрипел:

— Мы — дух ветра. Мы можем принимать форму дракона и форму человека. Мы правим небесами. Мы несем в сумке четыре ветра и летим туда, куда унесет нас желание.

— Ты Фейлен из цыке. Ты служишь императрице, служил под командованием Тюра. Мне нужна твоя помощь, — сказал Алтан. — Я хочу, чтобы ты снова сражался вместе со мной.

— Сражался?

— Идет война, и нам нужна сила богов.

— Сила богов, — протянул Фейлен.

А потом засмеялся.

Это был не человеческий смех, а эхо на высоких нотах, отражающееся от стен, как писк летучих мышей.

— Мы уже дрались за тебя. Мы дрались за империю. За твою трижды проклятую императрицу. И что мы получили взамен? Пинок в спину и путешествие к этой горе.

— Ты пытался снести Ночную крепость, — напомнил Алтан.

— Мы запутались. Не знали, где находимся, — с печалью сказал Фейлен. — И никто не помог… никто нас не успокоил. Нет, ты лишь помог засунуть нас сюда. Когда Тюр нас усмирял, ты держал веревку. Тащил нас, как скот. А он стоял и смотрел, как наше лицо закрывает камень.

— Не я принял это решение, — сказал Алтан. — Тюр думал…

— Тюр испугался. Ему нужна была наша сила, но когда она стала чрезмерной, он отступился от нас.

Алтан сглотнул.

— Я не хотел, чтобы с тобой так поступали.

— Ты обещал, что не причинишь нам боль. Я думал, мы тебе небезразличны. Мы были напуганы и уязвимы. А ты связал нас ночью, подавил своим огнем… Ты можешь представить эту боль? Этот ужас? Мы сражались за тебя, и вот как ты нам отплатил — вечными муками.

— Мы погрузили тебя в сон, — сказал Алтан. — Чтобы ты отдохнул.

— Отдохнул? Ты называешь это отдыхом? — прошипел Фейлен. — Ты представляешь, что это за гора? Попробуй переступить через этот камень, и посмотрим, продержишься ли ты хоть час. Богов нельзя запирать, уж точно не нас. Мы же ветер. Мы дуем во всех направлениях. Мы никому не подчиняемся. Ты знаешь, что это за пытка? Знаешь, на что похожа скука?

Он шагнул к Алтану и раскинул руки.

Рин напряглась, но ничего не произошло.