Оплот добродетели

Долго мыли, хотя он-то был чище многих благодаря моховой оболочке. А вот от Кахрая разило болотом, и запах этот после ванны лишь усилился, сделался резким. Кахрай сам себя обнюхивал и морщился. Если бы Тойтек мог говорить, он бы объяснил, что вирганкские водяные лилии славятся своим соком, прозрачным, не оставляющим следов, но на редкость пахучим.

Их ради сока и выращивают.

А сбор ведут в костюмах повышенного уровня защиты, потому как и капли хватает, чтобы неприятный запах надолго впитался в кожу. Правда, стоило цветку распуститься, и запах исчезал, но Кахрай явно неплохо потоптался по вегетирующим побегам. Так что пахнуть ему еще долго.

Но Тойтека не спрашивали, и вообще…

– Повезло, – Кахрай разминал затекшие мышцы, и теперь его руки не причиняли боли.

Почти не причиняли.

– Пройди мы чуть дальше или остановись чуть раньше, упали бы не в болото. Дальше идут скалы, а с высоты пяти метров падать на камни – то еще удовольствие. – Пальцы Кахрая уперлись куда-то в основание шеи, и Тойтеку показалось, что еще немного, и шея его просто хрустнет.

Но нет.

Удержалась.

– А чуть ближе – почва, что помягче, но все равно… вот не понимаю одного. Зачем оно надо было? – Он переместился ниже по позвоночнику, задержавшись на пояснице, которую Тойтек теперь чувствовал, что его вовсе не радовало. – Она должна была понимать, что кресло защищено. И как раз ты бы вполне спокойно пережил падение. Разве что надеялась внизу добраться? А я тогда?

Кахрай замер, но ненадолго. Перехватив руку Тойтека, он резко поднял ее вверх и крутанул.

– Не шипи. Мышцы оживают, что хорошо. Я обещал, что ты на ноги встанешь, – это было произнесено с той мрачной обреченностью, которая заставила Тойтека поежиться.

Мысленно.

– А если я ошибся и она ни при чем? Тогда… все равно ерунда. Видел, как плавает? И главное, никакой паники, никакой истерики. Даже потом. Есть люди, которые в острые моменты сохраняют спокойствие. Особенность нервной системы. Так мне объясняли, но их потом накрывает. А эта…

Вторая рука натянулась до предела.

– Ненормальная реакция.

– Зсн…ла?

– Знала? Думаешь, подстроила все? И разговор этот… она зависла над болотом. Ждала? Чтоб мягче падать? – оставив руки в покое, Кахрай принялся выкручивать ноги. – Зачем? Войти в доверие? Это самый простой способ сблизиться. Вечером придет сказать спасибо… там, глядишь, и не только сказать.

Он вдруг замолчал, а движения сделались мягче. И Тойтеку это совершенно не понравилось. Почудилась этакая позорная двусмысленность.

Совершенно недопустимая двусмысленность.

Он даже закряхтел, попытался шевельнуться, и, что удивительно, даже получилось, но был остановлен могучей ладонью, которая крепко и ласково придавила его к массажному столу.

– Лежи… живчик, – проворчал Кахрай. – Никуда я от тебя не денусь. И рыжая эта… тоже не денется.

Почему-то последнее обстоятельство Тойтека совершенно не обрадовало.

– Как прибудем… – Пальцы пробежались по позвоночнику, надавливая на одному Кахраю известные точки. Причем так надавливая, что еще немного, и этот позвоночник хрустнул бы. Но Тойтек терпел. – Как прибудем, загляну к ней. В гости, так сказать… посмотрим, чем она дышит.

– Думшь?

Тойтек впервые смог почти произнести слово.

Целое, мать его, слово.

А раньше-то речи читал. Как тот доклад о вирус-специфических белках, что образуются на поверхности мышечных волокон при ангденской лихорадке. Полтора часа, между прочим, вместе с вопросами если.

И бурные аплодисменты.

Собственная рука вяло хлопнула по поверхности стола. И Тойтек дал себе слово, что больше никогда… если поправится, конечно, ибо в ином случае клятва напрочь была лишена смысла. Так вот, он больше никогда и ни за что не свяжется с женщиной, сколь бы хороша она ни была.

Особенно если будет хороша.

Или плоха.

И вообще… в древности, матушка говорила, великие мыслители блюли целибат и оттого только величия прибавляли. Вот и Тойтек прибавит.

Величие, оно никогда лишним не было.

– Думаю, сидеть не станет. Во-первых, это подозрительно, а она должна понимать, что интерес определенный вызвала, а с ним и внимание. Во-вторых, мы вместе спустимся на поверхность.

– И?

Его опять перевернули, на сей раз на бок, свернув в какое-то на диво неудобное положение. Тойтек даже почувствовал, как стремительно затекают в этом положении ноги.

– И потом тебе станет дурно. Климат не подойдет. Или еще чего. Вот мы и вынуждены будем вернуться. Извинимся даже.

– А…с…ли…

– За нами? Нет, чтоб молодая да красивая, никогда-то за пределы мира не вылетавшая, по доброй воле покинула чудесный Каярский базар? – Кахрай поднял Тойтека и усадил.

Отпустил руки.

– Мы не настолько жестоки…

Тело вяло трепыхнулось в попытке восстановить утраченные рефлексы, но не сумело и, перекосившись, медленно, печально поехало влево. Впрочем, упасть Тойтеку не позволили.

– Надо же, – задумчиво произнес Кахрай. – А мне показалось, тебе получше.

– Не… пкз… сь…