Опосредованно [журнальный вариант]

«Нет, — сказал он. — Отстань». И ушел сквозь собравшихся тут же девочек куда-то вглубь квартиры. Девочки смотрели не на то, что дальше будет делать отец, а на Лену. «Так, — сказала она, не веря самой себе, не веря, конечно, Владимиру, поэтому стараясь не смотреть на него, глядя в пол, — все за эти дни набегались, наездились, с днем святого Валентина тебя, кстати, что там еще? М-м, не будем пока воевать, выяснять, кому куда опять бежать и ехать на ночь глядя, завтра, может, повыясняем, все такое, а пока просто не трепли нервы, разуйся, разденься и живи пока здесь, раз уж так получилось. Не знаю, что еще сказать. А, вот: спасибо маме, папе, режиссеру и всей киноакадемии. Просто пройди отсюда, — она показала двумя руками на место, где он стоял, — вот сюда, — она показала опять же двумя руками в сторону гостиной, — ничего сложного нет».

Лицо у Ани было совсем белое, а Вера медленно скользнула куда-то вбок, и оттуда, куда она исчезла, послышался задушенный подушкой, радостный ее визг.

Глава 8. Рождественская звезда бутылочной крышки

«Я не гетеросексуалка, я — гитаросексуалка», — заявила Вера. Именно эта фраза почему-то примирила Лену с поездкой в Тагил — на встречу одногруппниц, до этого она уклонялась, тем более с той стороны, хихикая, намекали на некий «сюрприз». А какой там мог быть сюрприз, кроме Сережи, бывшего ухажера? Никакого. Но сутки не слышать песен Веры, написанных ею на собственные слова — многого стоило. Лена очень любила дочь, обожала, как она поет, только если это были чужие песни. А в песнях Веры Лена вместо слов слышала: «Я ничего не читала, даже из школьной программы, я путаю одеть-надеть, я ставлю ударения, как мне удобнее, господи, я слегка переделала „Лавину“ Коэна, но никто этого не заметит, потому что у него песня печальная, а у меня слегка в мажоре и гораздо выше, у меня очень маленький словарный запас, но зато я пою с душой и про любовь, а чтобы никто не забыл, что я пою с душой и про любовь, у меня в каждой песне буквально все утыкано словами „душа“ и „любовь“». Кроме всего этого, Лену выводил из себя контраст между настоящей веселой Верой и тем убожеством, с некими такими даже проблемами с головным мозгом, какой очерчивался в песнях. Вера оставляла за собой такой текстовый след, будто была воздушной девушкой, слушающей исключительно Гайдна, потому что когда-то в детстве ударилась головой под звуки «Песни Радости». А меж тем как прекрасно было ее исполнение «Одна посреди зоопарка» «Соломенных енотов», хорошее тем, что было очень похоже на оригинал, или, вот, песня Псоя Короленко, от которой хотелось одновременно жить и повеситься — «Держи ум твой во аде». Вере нравились эти песни, она, по идее, должна была подражать чему-то такому, а вот не подражала.