Опоздавшие

С любой неурядицей Винсент шел к Бидди, своей няне, знавшей его лучше, чем он сам. Она заботилась о его пищеварении, отварами унимала простудный жар, раствором хинина смачивала ветряную сыпь. Стоило Бидди его увидеть, как глаза ее вспыхивали, лицо розовело. Ему уже стукнуло восемнадцать (шестой класс!), а она до сих пор баловала его вкусненьким: пончиками с повидлом, пирожками, теплыми ломтями картофельного хлеба. Обернутое плотным полотенцем, угощение лежало в корзинке, которую доставлял молочник, чей маршрут в Троубридж пролегал через Холлингвуд.

Бидди он любил, но старался изменить их отношения. С двенадцати лет не показывался ей голым. Не позволял целовать себя в губы. Перестал делиться интимными подробностями вроде работы кишечника, чем она периодически интересовалась. Он стал мужчиной, которому не нужна нянька.

Оказалось, многие одноклассники столкнулись с той же проблемой – как отдалиться от женщины, вытиравшей тебе попу. (Слава богу, Бидди этого никогда не делала: они встретились, когда ему было пять лет и он вполне мог себя обслужить.)

* * *

«Певец джаза» начался, как все другие фильмы: вступительная заставка под музыку. И тут вдруг Винсент сообразил, что мелодия льется не из оркестровой ямы, но с экрана.

Пошли титры. Это было необычно – титры в звуковом фильме. Потом Эл Джолсон запел. Титров не было, он пел по-настоящему! После первых же нот весь зал вскочил, зааплодировал, засвистел и восторженно заорал. Наконец публика успокоилась и уселась, чтобы слушать дальше. Слушать – фильм! О чудо! Вновь и вновь зрители опять вскакивали и разражались овацией. Когда Эл Джолсон, маша руками, точно крылышками, и по-птичьи посвистывая, спел «Пока, крошка», Винсент был сражен напрочь. Кто бы мог подумать, что кино способно на море звуков?

После того как бархатный занавес закрылся, на сцену взошел Эл Джолсон, дабы выразить благодарность «Вайтафону», но его слова потонули в криках и топоте восхищенной публики. Винсент пожалел, что этого не видит дед. Надо будет сводить его в кино, когда фильм привезут в Веллингтон. Правда, у деда чахотка, но сейчас ему вроде лучше. Если кашель отпустит, он высидит сеанс.

Потом мистер Шервин отвез ребят в знаменитый французский ресторан отеля «Никербокер» (любимый ресторан Карузо). Метрдотель, обращавшийся к нему по имени, усадил гостей за столик, где они отведали куропатку, фаршированную улитками, лягушачьи лапки и другие деликатесы, неведомые кухне Троубриджа. Затем подъехал лимузин, и ребята машинально расселись по тем же местам, какие занимали на пути в Нью-Йорк. Захлопнулись дверцы, машина двинулась по Шестой авеню, въехала в парк. Хо-хо достал из кармана серебряную фляжку, подаренную братом, и, сделав глоток, передал ее приятелям.

– Брат обеспечил и дозаправкой. – Он показал приятелям бутылку коричневого стекла. – Из родительских запасов. В подвале их столько, что пропажу одной никто не заметит.

Винсент уже был знаком с вином и пивом, но еще не пробовал крепкие напитки. О тайных частных складах он слышал. Сухой закон ввели семь лет назад, но перед тем состоятельные люди закупили спиртное впрок, дабы спокойно пережить годы засухи.

Прикладываясь к фляжке, ребята смеялись, обсуждали фильм и спорили о звуковом кино: есть ли у него будущее или оно останется мимолетным увлечением. Потом сморило всех, кроме Винсента. В одиночестве он прикончил фляжку, и его вырвало.

* * *

– Просыпайся! Тебя к директору! – Староста тряс его за плечо.

Утро. Голова разламывалась, во рту словно табун ночевал. Первое в жизни похмелье одарило пониманием, почему церковь призывала к воздержанию от спиртного.

Комната закружилась, когда он с трудом оторвал голову от подушки, но ему все-таки удалось встать, натянуть валявшиеся на стуле брюки и непослушными пальцами застегнуть пуговицы. Как же объяснить свое безобразное поведение? Наверное, мистер Шервин подаст иск за изгаженное сиденье. Какое счастье, что родители за границей.

Понурившись, он вошел в кабинет директора. Странно, мистер Бьюэлл смотрел не сердито, но печально. Он вышел из-за массивного стола и обнял Винсента за плечи:

– Мальчик мой, в вашем доме несчастье. Машина ждет тебя на улице.

– Что? – Винсент старался, чтоб его не качало. – Что случилось?

– Несчастье с твоим дедушкой.

Винсент похолодел.

Директор с прискорбием сообщил, что этой ночью скончался мистер Холлингворт.

* * *

День смерти деда показался рубежом, на котором закончилось детство и началась взрослая жизнь со всеми ее обязанностями, хлопотами и отрезвляющими открытиями. Теперь Винсент понимал, что само существование деда, его любовь, похвалы и серьезные беседы о том, что хорошо, что плохо, позволяли ему оставаться ребенком. Он потерял не просто дедушку, но человека, который наравне с Бидди, ухаживавшей за ним, как родная мать, пестовал его, точно родной отец.

Вместе с ним сгинул и тот Винсент, каким он был в глазах дедули, – мальчик, который не может поступить плохо.