Опознание невозможно

Внезапно его внимание привлек слабый проблеск желтого света высоко на отдаленном дереве, и он остановился. Может быть, это огни самолета просвечивают сквозь ветки? — подумал Коул. — Или что-то влажное на дереве, отражающее свет с земли? Человек? Он быстро опустил на лицо ночные очки, но потом решил отказаться от них, поскольку тогда поле его периферического зрения расширялось. Он не был уверен, где именно видел вспышку… звук самолета подсказал ему, что дело не в самолете… Есть! Еще одна вспышка света, на высоте примерно тридцати или сорока футов на дереве, до которого было ярдов пятьдесят по прямой.

Он нажал маленькую кнопочку на прикрепленном у пояса приборчике, который обеспечивал радиообмен между членами бригады быстрого реагирования.

— Здесь третий. — Он говорил шепотом. — Вижу возможный подозрительный объект. Пять-ноль ярдов. На одиннадцати часах. Возвышение: четыре-ноль футов. Жду распоряжений.

— Всем остановиться, — раздался в наушнике Коула голос командира. Потом на линии зашипели статические помехи, пока командир общался с пунктом управления, но Коул знал, что́ им предстояло. По меньшей мере, четыре оперативника займутся этим деревом.

С Божьей помощью, подумал Коул, это дело закончится, не успев толком начаться. У них был нужный человек. Он оставался на месте, не сводя глаз с этого таинственного пятнышка, отчаянно надеясь, что виденное им не имеет никакого отношения к самолетам, а, напротив, имеет полное отношение к подозреваемому, которого они преследовали.

Как оказалось впоследствии, благодаря скептическому отношению к очкам ночного видения, Коул Робби оказался единственным офицером бригады быстрого реагирования, который не был ослеплен внезапно разразившейся огненной бурей, единственным оперативником, сохранившим боеспособность, единственным оперативником, который так отчетливо видел корчащееся в огне человеческое тело, словно это была горящая новогодняя елка. Его до глубины души поразила мрачная ирония поджигателя, решившего сжечь самого себя.

Но потом, когда он побежал к живой оранжевой марионетке, которая кривлялась, словно неопытный танцор, он услышал, что кричит женщина — более того, голос ее показался знакомым. Это действительно была женщина, снедаемая болью и страхом. Огнем. Самое ужасное, что это был голос друга. Чем ближе он подбегал, тем больше убеждался в том, что оно — бесформенная масса уже не походила на человека — было голосом полевого офицера Конни Бранслонович.

Болдт обнаружил грузовичок службы охраны животных припаркованным на холме, достаточно далеко от его дома, в полуквартале от Гринвуда, в двух кварталах от Вудланд-парка, как раз на предполагаемом пути отступления поджигателя.

Он осмотрел подъездные дорожки, заглянул за углы домов, прошелся вверх и вниз по дороге, надеясь обнаружить следы Бранслонович. Во внутреннем кармане спортивной куртки у него лежал универсальный приемник, от которого к уху тянулся проводок с наушником. Он отчаянно надеялся услышать сообщение от самой Бранслонович или от диспетчера о том, что она нашлась. Вместо этого он услышал приказ тридцати четырем полицейским в форме покинуть автобусы и начать смыкать кольцо. Операция развивалась полным ходом.

Радиоканал заполнили голоса, когда небольшая армия из тридцати четырех патрульных начала разворачиваться на площади в четыре городских квартала.

Бригада быстрого реагирования где-то в парке растягивалась во вторую линию, чтобы сомкнуть кольцо вокруг убегающего поджигателя. Внезапно все усилия показались Болдту тщетными. Ведь все они основывались на предположении, что в доме Болдта был установлен катализатор, а это еще требовало подтверждения. Он еще раз перебрал в памяти свои логические построения, сознавая, что впоследствии ему может понадобиться обосновать собственное решение перед вышестоящим начальством. Но чем дольше он размышлял над своими умозаключениями, тем больше они ему нравились. Если патрульные полицейские в настоящий момент выдвигались к месту дислокации, то спецавтомобили и лаборатория через несколько минут с визгом покрышек и со вспышками мигалок затормозят перед домом Болдта — и это должно спугнуть поджигателя, если тот действительно наблюдал за развитием событий. Хотя самому Болдту размышления представлялись вполне здравыми, он не был уверен в том, как отнесется к ним наблюдательный совет. Ему достаточно легко удалось убедить Шосвица, но они с Шосвицом прошли долгий путь вместе. У них были рабочие отношения, и лейтенант постепенно привык доверять своему сержанту в том, что касалось принятия решений. Но это совсем не значило, что и другие согласятся с ним. Совсем не значило.