Оппенгеймер. Альтернатива

Оппи посмотрел сверху вниз на носки своих ботинок, развернутых направо и налево, как стрелки часов на десять и два.

– Ему выпал шанс.

– Ну-ну, Оппи, – с явной растерянностью пробормотал Лео. – В конце концов, вы не так давно были на обложке «Тайм»! Славы хватит на всех.

Распрощавшись с вежливым auf Wiedersehen, Оппи направился прочь, но мыслями он пребывал за несколько тысяч миль и много лет в прошлом отсюда.

Глава 39 1949

[Оппенгеймер] определенно не любил дураков – а ведь дураков полным-полно. Он мог быть очень резким, и особенно сильно эта резкость проявлялась, когда ему приходилось иметь дело с занимающими высокое положение людьми, которых он считал дураками.

Ханс Бете

После того, как посмотрел на вспышку атомного взрыва, – думал Оппи, – ожидаешь, что фотовспышки уже не будут раздражать. Но они раздражали; каждый маленький взрыв резал глаза и оставлял в них светящиеся пятна, стойкие, как ощущение вины.

Роберт вошел во внушительный, с мраморными стенами, с шестью коринфскими колоннами вдоль длинных сторон зал заседаний, расположенный на втором этаже административного здания сената, чувствуя себя живым и важным. Он улыбался или пожимал руки целой фаланге репортеров, многие из которых ранее писали о нем подобострастные статьи.

В глубине комнаты стояли шесть длинных столов из красного дерева, образующих три стороны квадрата. За средним столом сидели пятеро членов Комиссии по атомной энергии, упорядоченные, как с удивлением заметил Оппи, слева направо по возрастающей степени облысения и справа налево по росту в сидячем положении. Крайним справа сидел Льюис Стросс, и это тоже позабавило его.

Мировая линия[59] Оппи часто пересекалась с линией пятидесятитрехлетнего Стросса. Тот не только входил в КАЭ, но и являлся одним из попечителей Института перспективных исследований. В ноябре 1945 года Трумэн присвоил ему звание контр-адмирала запаса Военно-морского флота (поскольку война закончилась, это звание можно было рассматривать лишь как почетную награду), и вскоре после этого Стросс поддержал предложение Эйнштейна о назначении Оппенгеймера на пост директора ИПИ. Возможно, он рассчитывал, что Оппи в мирное время будет послушно выполнять указания адмирала, как во время войны он выполнял приказы генерала. Но Роберт вот уже два с половиной года решительно отвергал вмешательство Стросса – отчасти потому, что тот не был посвящен в проект «Арбор», но еще и потому, что напыщенный, много мнивший о себе бизнесмен изрядно раздражал Оппи.

Даже его имя раздражало Оппи. Предки адмирала, вероятно, имели германское происхождение и носили фамилию Штраус; за время пребывания в Геттингене Роберт встречал многих Штраусов, но адмирал родился в Чарльстоне, и его южный выговор исключал из фамилии любой намек на тевтонское происхождение, оставляя кукурузную кашу с черникой. Оппи вздрагивал каждый раз, когда слышал, как он произносит свое имя.

Оппи знал, что в юности Стросс хотел стать физиком, но сразу после окончания школы отец пристроил его торговать обувью. Однако в Первую мировую войну Льюису удалось выбиться в адъютанты будущего президента Герберта Гувера, а после войны он с помощью Гувера получил работу в нью-йоркской фирме, занимавшейся банковскими инвестициями. Никогда не упускавший выгодных возможностей Стросс женился на дочери одного из партнеров и в год Великого краха – того самого, который поначалу прошел для Оппи незамеченным, – сам стал партнером фирмы, зарабатывая более миллиона долларов в год. Он глубоко вонзил когти в бизнес и правительство и чувствовал себя как дома, равно и на Уолл-стрит, и в Западном крыле Белого дома.

Но по-настоящему Роберта разозлили попытки южанина играть в игру, о которой он не имел ни малейшего представления – руководить физикой. Льюис Стросс единственным во всей Комиссии по атомной энергии выступал против экспорта радиоизотопов, производимых в американских реакторах, дружественным державам для использования в медицине и промышленности. Оппи считал, что, по мнению Стросса, атеистическая нация, такая как Россия, по определению не может быть нравственной и любые изотопы, вышедшие из-под контроля США, неизбежно в конечном итоге окажутся в советских лапах.

Конечно, США не экспортировали уран-235 или плутоний, но почему бы не продавать изотопы, скажем, железа, такие как железо-59? Для того, чтобы не поставлять их союзникам, не было просто никакой разумной причины. И все же Стросс подключил к своей борьбе против экспорта прессу, которая обрела сейчас страшную силу, а также сенатора-республиканца от Айовы Бурка Хикенлупера, выглядевшего типичным бухгалтером из голливудского кинофильма.