– Вы имеете в виду Берка и Франклина? – Четыре года назад, в 1955 году, эти два астронома сделали открытие. Оказалось, что от Юпитера идет декаметровое радиоизлучение частотой до сорока мегагерц. – Из их работы следовало наличие мощного магнитного поля…
– Да, да, – сказал Фейнман. – Возможно, даже больше десяти гаусс. А в прошлом году «Эксплорер» обнаружил радиационные пояса Ван Аллена.
Весь мир знал «Спутник», первое искусственное небесное тело, запущенное на орбиту вокруг Земли в октябре 1957 года. «Эксплорер-1», первый американский спутник, запущенный всего на 119 дней позже, уже подзабыли. А ведь «Эксплорер-1» сделал поразительное открытие: обнаружил радиационные пояса Ван Аллена у Земли. За девять месяцев, прошедших с тех пор, физики определили, что тороидальные пояса, улавливающие высокоэнергетические частицы солнечного ветра, обеспечивают сохранение атмосферы нашей планеты; без них солнечный ветер давно унес бы большую ее часть. Они также были жизненно важны для защиты жизни на поверхности Земли от вредного излучения.
– Высокоэнергетические частицы
– Конечно. Но если такие радиационные пояса дает магнитное поле Земли, то они, вероятно, есть на любой планете с сильным биполярным магнитным полем, а поле Юпитера гигантское, по меньшей мере в десять, а то и в двадцать раз больше земного.
– Но если с планеты исходит только дециметровое излучение…
– Да, в этом не было бы ничего слишком страшного. – Фейнман помахал последним номером «Астрономического журнала», датированным октябрем 1959 года. – Но вот тут напечатано сообщение Фрэнка Дрейка. Он обнаружил дециметровое излучение, исходящее от Юпитера. Деци-, а не дека-. Не десять метров, а одна десятая метра.
Оппи нахмурился:
– То есть в сто раз короче, чем следовало из первоначальных данных, а это… Черт! Это же значит, что…
– Совершенно верно. Синхротронное излучение, испускаемое электронами, несущимися с релятивистскими скоростями в юпитерианском аналоге поясов Ван Аллена. Излучение в миллион раз интенсивнее, чем в наших собственных поясах. И, упреждая ваш вопрос: я уже разобрался. Спутники Юпитера: Ио, Европа, Ганимед и даже Каллисто, – вероятно, вращаются в пределах поясов Ван Аллена Юпитера. Возможно, на Европе действительно есть океан, как предполагают некоторые, но его поверхность не может быть пригодна для жизни. С таким же успехом можно попытаться переселить человечество внутрь ядерных реакторов.
Оппи жестом попросил у Фейнмана журнал. Дик заложил нужную страницу листком бумаги, но Роберт на мгновение растерялся. В этом номере были опубликованы сразу два сообщения Фрэнка Дрейка, одно за другим. Первое не имело отношения к данному вопросу, а вот второе – «Нетепловое микроволновое излучение Юпитера» как раз и вызвало беспокойство у Фейнмана. Вообще-то, у публикации был соавтор, которого журнал указал как С. Хватума. Оппи сразу заметил, что инициал умудрились поместить с опечаткой: коллегу Дрейка по Национальной радиоастрономической обсерватории в Гринбанке звали Хейн. К сожалению, к остальной части краткого материала – всего три абзаца, занимающих гораздо меньше страницы, – было труднее придраться. Дрейк был хорошим ученым-эмпириком: признанным, уравновешенным, иногда блестящим. Его вывод, изложенный обычным для таких вещей бесстрастным языком – «из наблюдений следует, что общее число частиц в 106
раз превышает таковое в земной системе», – означал, что Фейнман прав. Относительно продолжительное существование биологических молекул на поверхности Европы или других крупных спутников Юпитера нельзя было обеспечить никоим образом. О, воскликнул про себя Оппи: на Европе могла бы существовать глубоководная жизнь, защищенная многими десятками или сотнями метров воды, если за пределами Земли вообще существует жизнь и если на Европе действительно есть океан. Но в качестве второго дома для человечества? Не годится.– Ну что ж, – сказал Оппи, закрыв журнал, – ничего не попишешь. Если мы собираемся отправиться на какое-нибудь крупное тело Солнечной системы, остается только Марс.
– Или какая-нибудь из лун Сатурна. Например, Титан.
– Да, пожалуй. Но я все равно ставлю на Красную планету. Слава богу, она, по крайней мере, выглядит несколько гостеприимнее.
Фейнман философски пожал плечами:
– Где есть жизнь, там есть и надежда.
Неделей позже к Оппи в кабинет явился И. А. Раби с потертой канцелярской папкой под мышкой.
– Вы не хотите слетать посмотреть испытание «Ориона»? – Он открыл папку и взглянул на верхний лист. – Оно состоится на Тихоокеанском побережье, в Пойнт-Ломе, неподалеку от Сан-Диего, в следующую субботу.
Пусть Сан-Диего находился очень далеко от Сан-Франциско, но все же в одном штате; даже через столько лет любое упоминание о Калифорнии вызывало в памяти образ Джин.
– Думаю, хорошая мысль, – ответил Оппи. – Взгляну наконец на эту чертову штуку.
– Но я должен предупредить вас, – сказал Раби, приподняв папку, в которой, судя по всему, содержались какие-то новости. – Туда может заявиться Роландер.