Оппенгеймер. Альтернатива

– Я сказал: это моя скамейка. Я сплю здесь. Это всем известно. – Голос незнакомца был грубым, выговор указывал на необразованность, но агрессивности в нем не слышалось.

– Я новичок в парке, – ответил Оппи. – Я не знал.

– Тут совсем рядом есть другая скамейка, – сказал бродяга, и Оппи смутно различил в темноте его жест, указывающий в сторону. – Вообще-то, ее занимал Большой Джумбо, но он покинул нас перед самым Рождеством.

– Понятно, – сказал Оппи и с трудом принял сидячее положение.

– Такие парни вроде нас с тобой чуть не каждый день околевают здесь, в парке. Ну а городские служащие подбирают тела.

Оппи кивнул:

– Я слышал об этом.

– Но тебе нужно свое место в мире, верно? Ну а это – мое. – Он наклонился и помог Оппи встать на ноги. – Боже мой! Корешок, да ты же весь – только кожа да кости. – Он поддерживал Оппи, пока тот брел несколько футов до соседней скамьи. – Вот. Так же комфортуфельно, ха-ха!

– Спасибо, – сказал Оппи и лег.

– Судя по виду, ты недолго протянешь.

– Это точно.

– Шляпа у тебя хорошая. Ты не против, если я заберу ее, когда тебя не станет?

– Пожалуйста.

– Заметано! – воскликнул бродяга, и Роберт невольно улыбнулся. – Меня звать Бен. А тебя?

Оппи ответил не сразу. Он меньше всего хотел, чтобы кто-нибудь после смерти опознал его в полиции – какой скандал случился бы! Можно было бы просто сказать «Роберт» или «Боб» и на этом успокоиться. Или – это показалось ему забавным – представиться именем Арджуны, царевича из «Бхагавад-гиты», который усомнился в нравственности великой войны, но все же поддался на убеждения Кришны в том, что конфликт неизбежен и он обязан исполнить свой долг.

Но после краткого размышления он сказал правду.

– Друзья называют меня Оппи.

Слышно было, как Бен возился, устраиваясь на своей скамейке.

– Необычное имя. Но что-то сдается мне, что ты и сам парень непростой.

– Пожалуй, что так.

О, ирония судьбы, старая подруга – решила навестить меня напоследок, да? Он отговорил Джин от самоубийства, по крайней мере, на эту ночь, а теперь сам намеревается покончить с собой. Хотя у него все не так, правда-правда. Если ее жизнь только начинается, то его все равно скоро должна была закончиться, и он устал от боли, устал от борьбы. Поскольку вернуться туда, откуда он пришел, не было никакой возможности, сегодняшний вечер в компании Бена вроде бы прекрасно годился для того, чтобы уйти. Да, в 1967 году не будет трупа, подлежащего кремации, но на фоне тайных задач, выполняемых участниками проекта «Арбор», сокрытие этого факта будет пустяком. И он надеялся, что люди, которым придется подвести черту под его жизненным путем, исполнят волю, содержащуюся в завещании, и выбросят урну, где должны бы находиться его останки, в море, не забыв для тяжести насыпать туда песка.

У Оппи до сих пор сохранилась овальная капсула размером с горошину, которую генерал Гровз вручил ему в 1943 году. Она долгие годы находилась в запертом шкафу в Олден-Мэноре, но он взял ее с собой в свое последнее путешествие. Закоченевшим на морозе, негнущимся, как палки, пальцам потребовалась почти минута, чтобы откопать в кармане маленькую жестяную коробочку с откидной крышкой, извлечь капсулу – ее резиновая оболочка давно потрескалась и отвалилась – и протолкнуть ее сухим языком между прокуренными зубами.

Цианистый калий, то самое вещество, которым он намазал яблоко, которое оставил на столе для Патрика Блэкетта в 1925 году – давным-давно, даже если считать отсюда, от 1944 года; еще дольше – от шестьдесят седьмого.

Яблоко. Запретное знание. Но в науке такого понятия не существует. Если что-то познаваемо, оно должно было быть узнано. И хотя технические проблемы часто оказывались очаровательными, но всего приятнее было знать, что их удалось успешно решить.

Он знал, что пришло время для последних слов.

– Доброй ночи, Бен, – сказал он, правда не очень разборчиво, потому что осторожно прижимал языком тонкостенную стеклянную ампулу к коренным зубам. – Давай надеяться на лучшее завтра – и на лучший мир.

– Приятных снов, Оппи.

Дж. Роберт Оппенгеймер с сознанием исполненного долга стиснул челюсти. Он еще раз нашел в небе зеленую планету и задержал на ней взгляд, чтобы она стала его последним зрелищем, маяком надежды и спасения перед тем, как его глаза закроются навсегда.

Благодарности

Особая благодарность покойному участнику Манхэттенского проекта, физику, нобелевскому лауреату Луису В. Альваресу, который любезно уделил мне целый день в 1983 году – эту встречу я никогда не забуду; доктору Дугу Бисону, бывшему заместителю директора лаборатории Лос-Аламосской национальной лаборатории; Алексу фон Торну, чей двоюродный дед, бригадный генерал Томас Ф. Фаррелл, был помощником руководителя Манхэттенского проекта генерала Лесли Р. Гровза; Лиз Кано, исполнившей моноспектакль Джема Роллса «Изобретатель всего сущего», впервые познакомивший меня с работами Лео Силарда и самого Джема Роллса.