Оппенгеймер. Альтернатива

– Тысячи – безусловно, – сказал Ферми, стоявший, прислонясь к двери в приемную, где находилась секретарша, хотя в кабинете были свободные кресла.

– Десятки тысяч, – добавил Силард, устроившийся на самом далеком от Гровза месте. – Может быть, даже сотни.

Гровз еще сильнее нахмурился; похоже было, что он собирается что-то сказать. Оппи слышал разные версии истории о скандале, устроенном им в Чикаго, когда он примером о подготовке свадебного обеда на неизвестное количество гостей высмеял Силарда, оперировавшего числами с разбросом на порядок.

– Генерал, – сказал Оппи, – я знаю, что вы требуете точности, но, когда люди не имеют представления о том, как они будут что-то делать, дать конкретный ответ о будущих результатах их деятельности очень трудно.

Гровз, к его изумлению, энергично кивнул щекастой головой с отвисшим двойным подбородком.

– Естественно. Именно поэтому я и предлагаю выложить эту карту на стол с самого начала. Не сочтите за обиду, но вы, ученые, склонны сплошь и рядом отрываться от реальности. А реальность состоит в том, что нам почти наверняка придется оставить на погибель гораздо больше людей, чем мы сможем спасти. Роберт, я знаю, что этот институт славится своими физиками, но думаю, что вам нужны и специалисты в области общественных наук.

Оппи кивнул:

– Пожалуй, их следует подрядить на составление критериев отбора.

– Международных критериев отбора, – вставил Силард. – У меня есть кое-какие идеи. Много лет назад я положил начало организации, которой дал название «Бунд», и…

– Отлично, отлично, – перебил его Оппи, прежде чем Гровз успел вспыхнуть. – В таком случае вы эту работу и возглавите.

Но Гровз уставился на Лео тяжелым взглядом:

– И не забывайте, что мы должны хранить все происходящее в строжайшей тайне. Пусть люди радуются жизни. А вот если станет известно, что мы в состоянии снять лишь сливки с человечества, неизбежно начнутся волнения. Пусть нынешнее поколение не доживет до солнечного взрыва, но можете не сомневаться в том, что наши современники будут яростно сражаться за то, чтобы их детей и внуков включили в число спасенных.

Оппи в очередной раз оглядел присутствовавших. Силард был холостым, Фейнман, овдовевший семь месяцев назад, не имел детей. А вот у всех остальных дети были.

Воспоминания перебили мысль, как случайная свиль – узор древесных волокон.

«А вы не хотите удочерить ее?»

«Роберт, Иисус с вами! У нее есть двое замечательных родителей. Как вы можете говорить о таком?»

«Потому что я не способен любить ее».

И он действительно не мог любить ни Тайк, ни Питера, по крайней мере, так, как это принято у нормальных людей. Дочь, сын – безразлично; он и впрямь не из тех людей, что способны привязываться. Ни раньше, когда целью его работы была смерть, ни теперь, когда стал работать ради жизни. Нет, он заботился о них и проявлял некоторый интерес, но совсем не так, как Теллер любил своего сына Пола или второго ребенка, которого, по словам Силарда, они ожидали. Он заботился и о Китти, что, по его мнению, было своеобразной любовью – или, может быть, откликом на чужую привязанность, – но это нисколько не походило на то чувство, которое он испытывал к Джин. Ему не удалось убить Патрика Блэкетта, а вот Блэкетт определенно убил что-то в нем – что-то такое, что могла оживить только Джин с помощью некой непостижимой некромантии.

Тем не менее для того, чтобы приговорить к смерти массы среднестатистических безымянных людей в масштабе, которые обеспечивала супербомба, Теллер подходил лучше, чем Оппи. Зато принимать решения об отдельных людях, о том, каким людям или какого рода личностям следует позволить жить, а каких не включать в списки и обречь тем самым на гибель, Оппи мог делать, пожалуй, лучше, чем кто-либо другой. У него был талант выбирать будущее других, умение, родившееся, когда он столкнулся с невыносимостью бытия во вселенной, в которой существовали и он, и Патрик Блэкетт – отвергнутый и отвергнувший, – умение, которое он отшлифовал до глянцевого блеска ярко-красного яблока на Горе в то время, когда пытался отказаться от своей дочери и передать ее приемной матери.

– Я помогу вам, Лео, – сказал он. – И, генерал, я согласен с вами; мы привлечем к работе некоторых из ведущих социологов. Естественно, под видом исследования гипотетической проблемы.

Силард покачал головой.

– Еще один черный день для человечества, – сказал он, посмотрев по очереди на всех присутствовавших и даже на генерала Гровза. – День, когда мы решили обречь большинство наших сородичей на огненную гибель.

Глава 32