Архивы ФБР отражают версию событий Шевалье. ФБР завело дело на Оппенгеймера в марте 1941 года. Его имя попалось Бюро на глаза по чистой случайности в декабре предыдущего года. ФБР почти целый год прослушивало разговоры Уильяма Шнайдермана, секретаря парторганизации штата, и казначея штата Айзека Фолкофа. «Жучки» были установлены без разрешения суда или прокурора, то есть в нарушение закона. В декабре 1940 года агент Бюро в Сан-Франциско подслушал разговор Фолкофа о встрече «больших ребят» в доме Шевалье, назначенной на три часа дня. Еще одного агента отправили переписать номера автомобилей лиц, прибывших на встречу. Одной из машин оказался припаркованный около дома Шевалье «крайслер» Оппенгеймера. Весной 1941 года ФБР идентифицировало Оппенгеймера как профессора, «о коммунистических симпатиях которого сообщали другие источники». ФБР заметило, что он входил в исполнительный комитет Американского союза защиты гражданских свобод, который Бюро считало «фасадом Коммунистической партии». На Оппенгеймера тут же завели досье, в итоге распухшее до 7000 страниц. В тот же месяц Оппенгеймера включили в список «лиц, подлежащих содержанию под стражей на время расследования в случае чрезвычайного положения национального масштаба».
Другой документ ФБР со ссылкой на материалы следствия «Т-2 — еще одного государственного учреждения» утверждал, что Оппенгеймер являлся членом «профессиональной секции» Коммунистической партии. Один из документов «Т-2», обнаруженных в досье ФБР, включал в себя двухстраничную выдержку из неустановленного донесения, содержавшую списки членов различных отделений Компартии. Она перечисляла фамилии и адреса «отделения докеров», «отделения моряков» и «отделения дипломированных специалистов». В последнем состояли девять человек: Хелен Пелл, доктор Томас Аддис, Дж. Роберт Оппенгеймер, Хокон Шевалье, Александр Каун, Обри Гроссман, Герберт Реснер, Джордж Р. Андерсен и И. Ричард Гладштейн. Оппенгеймер определенно был знаком с некоторыми из этих людей (Пелл, Аддисом, Шевалье и Кауном). Также установлено, что некоторые из них являлись членами партии. Достоверность этого документа, не имеющего даты, однако, невозможно установить.
По словам Шевалье, который имел с Мартином Шервином длительную подробную беседу на этот счет, все члены так называемой «закрытой группы» платили Коммунистической партии членские взносы — все, кроме Оппенгеймера. «Свои взносы Оппенгеймер платил отдельно, — предположил Шевалье, — потому что, видимо, платил гораздо больше, чем был обязан». Или же, как неизменно утверждал сам Роберт, вносил пожертвования на конкретные дела, но никогда не платил членских взносов как таковых. «Остальные платили взносы конкретному участнику группы, который являлся открытым, известным членом [партии], — продолжал Шевалье. — Мне не следовало бы называть его имя, но это был Филип Моррисон». В остальном, если верить Шевалье, они не подчинялись «приказам» партии и действовали как группа ученых, встречавшихся для обсуждения положения в мире и политики. Моррисон, разумеется, давно перестал скрывать, что в 1938 году вступил в Коммунистический союз молодежи, а в 1939 или 1940 году — в партию. Когда его попросили подтвердить воспоминания Шевалье, он опроверг, что входил в одну партийную группу с Оппенгеймером. В то время Филип был еще студентом и никак не мог состоять в одной группе с преподавателями факультета.
Когда Шервин спросил Шевалье в 1982 году, что побудило его вступить в Коммунистическую партию вместо какой-нибудь левой группировки, тот ответил: «Не знаю. Мы платили взносы». Когда Шервин поднажал, спросив: «Вы получали приказы от партии?», Шевалье ответил: «Нет. В некотором смысле мы не являлись [обычными членами партии]». В те времена, объяснил он, у интеллектуалов вроде него и Оппенгеймера еще сохранялась возможность считать себя преданными делу активистами и в то же время быть свободными от партийной дисциплины. Члены группы вносили деньги на партийные нужды, выступали с речами на организованных партией мероприятиях, писали статьи и памфлеты для партийных изданий. Тем не менее, продолжал Шевалье, «мы оба одновременно были и не были [членами Коммунистической партии]. Как хотите, так и понимайте». Когда его попросили прояснить, что он имел в виду, Шевалье сказал: «Группа как бы оставалась в тени. Она существовала, но анонимно, и мы оказывали некоторое влияние, потому что наши взгляды на определенные события передавали в центр и с нами советовались. <…> Очевидно, то же самое происходило во многих частях Соединенных Штатов — высокопрофессиональные работники или просто люди, не желающие огласки, создавали закрытые группы».