Вот потому Бэкон и перестал писать для театра: он с болью сознавал, что у него нет природного поэтического дара, а будучи исключительно высокого мнения (вполне справедливо) о своем, можно сказать, сверхчеловеческом уме, не хотел выставлять на всеобщее обозрение этот, по его мнению, дефект. Его научная и публицистическая проза – блестяща, но писатель, обладающий этим даром, ценит поэтический талант выше – истинный поэт всегда милостью Божией. Мне кажется, Лев Толстой именно потому нутром не любил Шекспира.
Но отказаться совсем от своих детищ, от своего псевдонима, своей музы Бэкон, понятное дело, не мог. Думаю, что он знал о существовании ратлендского варианта пьесы, потому и напечатал свой повторно, сначала в 1611 году (Ратленд был тогда еще жив) под прозрачными инициалами, дающими ключ к авторству еще нескольких тогда же написанных пьес.
А в 1622 году, когда соавтора не было в живых уже десять лет, – под полным именем «W.
Shakespeare». Дело еще осложняется тем, что во вторую половину творчества Ратленд-Шекспир, оторвавшись от «матери-носа» – Бэкона, подпал под влияние жены, поэтессы Елизаветы Сидни, которую любил до беспамятства. Как она влияла, ясно из песни Пеликана в «Честерском» реквиеме: она лечила музу своего мужа от склонности к непристойным выражениям.
Елизавета была сильной натурой и обладала поэтическим даром, сравнимым, по мнению Бена Джонсона, с талантом ее отца сэра Филиппа Сидни. Но стих ее, легко текучий и неглубокий, прибавим мы, как небо и земля – в худшую сторону – отличался от золотого по весу и красоте стиха Шекспира. Можно, однако, предположить, что ей было бы лестно стать третьим Шекспиром, ведь она была, судя по сборнику стихотворений Эмилии Лэйниер, и воинственного темперамента, и очень высокого о себе мнения. Немудрено, что некоторые исследователи видят ее соавтором Ратленда-Шекспира, что невозможно, не только из-за разницы в качестве стиха, но и по хронологическим соображениям. Роджер Мэннерс, пятый граф Ратленд, и Елизавета Сидни женились в начале 1599 года. Новоявленной графине только что исполнилось пятнадцать лет, а к этому времени были уже написаны и опубликованы «Тит Андроник» (1594), «Генрих VI. Часть 1» и «Генрих VI. Часть 3» (1594 и 1595), «Ромео и Джульетта» (1597), «Ричард II» (1597), «Ричард III» (1597), «Тщетные усилия любви» (1598), «Генрих IV» (1598). И в 1598 году был внесен в Реестр гильдии печатников и издателей «Венецианский купец». В 1600 году опубликованы «Генрих V», «Генрих IV. Часть 2», «Много шуму из ничего». В 1602 году выходят «Виндзорские проказницы», а в 1603 году первое издание «Гамлета». Обратите внимание, в 1601 году не опубликовано ни одной пьесы, весь этот год с восьмого февраля графа нет в Лондоне. Месяца три он томится в Тауэре, затем ссылка в старый холодный замок двоюродного деда м-ра Роджера Мэннерса.
Если и было какое-то участие Елизаветы в последних пьесах, то только в рамках, указанных в песне Пеликана, – она прививала поэзии мужа благовоспитанность. Кстати сказать, это заметно на пьесах второго десятилетия.
Что касается всех великих трагедий и последних романтических драм, то в них даже близко нет женской руки Елизаветы. Кроме, может быть, «Зимней сказки».
Психологически действия Бэкона понятны. Он, конечно, имел право на общий псевдоним и не хотел, чтобы этот факт забылся. Наверняка он любил своего «Короля Джона» и гордился им: его пьеса была остро политическая, завуалированно содержала совет монархам.
Она привязана к историческому моменту, в ней небезопасно проглядывал укор королеве, не так давно, в 1587 году, казнившей свою родственницу, шотландскую королеву Марию Стюарт, к ужасу и возмущению Европы. Знатоки Бэкона нередко отмечают его любовь давать советы монархам. Викерс, перечисляя любимые темы Бэкона, упоминает писания, где он их разрабатывает: «Они впечатляюще излагаются в “Успехах наук”, в “Опытах” и в море советов и наставлений, которые он так щедро и с такой крохотной отдачей расточал двум венценосцам (Елизавете и Иакову), которым служил» [393]
. Эта черта характера действительно просвечивает во всех его произведениях. Давая принцам совет, Бэкон выражается твердо и без обиняков. И когда в сомнительном по части авторства произведении имеется герой, дающий королю совет в манере Бэкона, большой соблазн отнести такое произведение к Бэкону.В первое десятилетие общий псевдоним не причинял соавторам никакого неудобства.