Деятельность следователя опирается на публично-правовые начала, характерные для уголовного процесса разыскного типа, который больше всего заботится об изобличении преступника и не уделяет такого большого внимания личности обвиняемого, тогда как для суда важнейшей задачей является защита личности обвиняемого. Соединение этих двух начал, лежащих в основе деятельности двух разных органов государства, позволяет утверждать, что наш уголовный процесс относится к "смешанному" типу (неоинквизиционный розыск на предварительном следствии и забота о правах личности, гласность, состязательность в суде). Кроме России к этому типу относятся правовые системы многих цивилизованных стран — Франции, ФРГ и др.
УПК РФ 2001 г. иногда обвиняют в излишней демократизации процедур, преувеличенной заботе о правах личности и называют его криминогенным, иными словами, порождающим преступность. К такому выводу пришли организаторы конференции криминологов, посчитавших себя компетентными обсуждать и оценивать новый Уголовно-процессуальный кодекс России. Так, B.В. Лунеев утверждал, что человек, его права и свободы — лишь средство в борьбе с преступностью[12]
. По мнению А.Д. Бойкова, многие юристы преувеличивают значение процессуальной формы, что ведет к развалу уголовных дел[13]. О.Н. Ведерникова бездоказательно заявила, что в практике Европейского суда по правам человека якобы обнаруживается такая тенденция: "Ограничение процессуальных прав обвиняемого и подозреваемого, отказ от традиционных принципов уголовного судопроизводства, вмешательство в частную жизнь..."[14], и призвала нас следовать этому примеру.Все эти высказывания направлены на дискредитацию основополагающих идей УПК РФ о приоритете прав и свобод личности в судопроизводстве, роли процессуальной формы в достижении целей правосудия, совершенствовании гарантий права обвиняемого на защиту.
В книге В.В. Лунеева отмечается: "Некорректен вопрос, что важнее — контроль над преступностью или судебная защита прав личности". Если предпочтительно второе, то "получается, что система уголовной юстиции существует для защиты прав подозреваемых, обвиняемых и подсудимых". И далее: "Борьба с преступностью является целью системы, а соблюдение прав — одним из очень важных, но средств ее достижения"[15]
. Но соблюдение прав человека не может быть однозначно средством, повышающим эффективность борьбы с преступностью. Оно и затрудняет эту борьбу, поскольку значительно ограничивает применение мер уголовно-процессуального принуждения. Поэтому приходится искать баланс между достижением двух целей — защитой прав человека и контролем над преступностью. Нарушение этого баланса в ущерб правам человека порождает полицейские тенденции в деятельности соответствующих государственных органов.В теории уголовного процесса до сих пор распространен взгляд, согласно которому цель этого вида деятельности — установление истины[16]
, а не защита прав человека. Под установлением истины понимают раскрытие преступления, изобличение виновного и назначение ему уголовного наказания. Для установления истины[17] широко применяется государственное принуждение — задержание, заключение под стражу, обыск, выемка и др. При этом, естественно, ограничиваются конституционные права граждан на неприкосновенность личности, тайну частной жизни, неприкосновенность жилища и др. Перед законодателем стоит непростая задача — минимизировать процессуальное принуждение с тем, чтобы защитить, насколько возможно, права и свободы человека.Контроль над преступностью или права человека — эта дилемма издавна по-разному решалась во многих странах. Тоталитарные системы предпочитали истину, добывавшуюся ценой ограничения прав личности, а в демократических странах на первое место ставят права граждан, которыми нельзя чрезмерно жертвовать даже во имя достижения истины. При этом расследование преступлений становится более трудным делом, требующим уважения прав граждан. Даже в одной отдельно взятой стране соотношение между достижением двух целей — истина или права человека — менялось вслед за изменениями социально-политической обстановки.