В России наметилась тенденция ограничения прав личности при поисках истины по уголовным делам. В этом отношении характерно понимание некоторыми юристами правового государства как власти, для которой человек и его права якобы не являются главной ценностью. "Когда правовое государство, — указывает А.Д. Бойков, — односторонне и назойливо подается только с позиции обеспечения и защиты прав человека, возникает резонный вопрос: разве нет более высоких ценностей... нежели индивидуалистические интересы отдельной личности"[18]
. Рассуждение А.Д. Бойкова напоминают до боли знакомую идеологическую установку, согласно которой общественный интерес всегда выше, а человек — лишь средство достижения этого интереса. Автор явно не в ладах с российской Конституцией, провозгласившей, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью (ст. 2). Разумеется, общественный интерес существует, но он не что иное, как сознательное самоограничение отдельных личностей, договорившихся ради общего блага о возможности ограничения государством индивидуальных прав и свобод. Государственное принуждение, рассматриваемая с этих позиций теория общественного договора есть средство защиты интересов человека, права которого нарушены другим человеком или органами государства.Наибольшую распространенность получила точка зрения, согласно которой, хотя на первое место в ст. 6 УПК РФ поставлена защита прав личности, "уголовный процесс был, есть и будет в первую очередь узаконенным способом (средством) борьбы с преступностью и осуществления правосудия по уголовным делам"[19]
.Эту позицию подтверждают доводом о том, что, вынося обвинительные приговоры, суд принимает участие в сдерживании преступности и поэтому входит в систему уголовной юстиции. Но при этом забывают о том, что суд выносит и оправдательные приговоры. Не учитывают также, что сдерживание преступности — это цель системы более высокого уровня — общества и государства в целом, в том числе всех правоохранительных органов. Для измерения эффективности правосудия по уголовным делам необходимо определить его специфические цели, а иначе выводы могут быть ложными. В частности, суды нередко обвиняют в росте преступности или хвалят за ее снижение, но на уровень преступности влияет не столько сила репрессии, осуществляемой правоохранительными органами через суды, сколько действие факторов социально-экономического, культурологического, социально-психологического и другого характера. Рассматривая уголовные дела, суды не борются с преступностью, не раскрывают преступления, а осуществляют контроль за такого рода деятельностью правоохранительных органов.
В недалеком прошлом суды были вовлечены в систему уголовной юстиции и отнесены к правоохранительным органам. Это объяснялось общностью целей, достигаемых судами, прокуратурой, следственными и другими правоохранительными органами. С другой стороны, в Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации" была включена глава о защите прокурорами прав и свобод личности (ст. 26-28), хотя она не предусматривала ничего нового. Причем появились публикации о том, что прокурор в этой сфере не только обвинитель (ст. 37 УПК РФ), но и орган надзора за соблюдением прав человека как на следствии, так и в суде[20]
, хотя эта функция принадлежала суду.Произошло некоторое смещение целевых функций разных государственных органов (суд не борется с преступностью, прокурор же стоит во главе органов уголовного преследования, нацеленных на борьбу с преступностью).
Этимологически суд "охраняет право". Почему же тогда его перестали относить к правоохранительным органам? Дело в том, что после принятия в 1993 г. Конституции РФ существенно изменилось соотношение целевых функций судов, прокуратуры, органов расследования. Судебная власть возвысилась над другими органами правоохраны и стала контролировать их процессуальную деятельность. Суды вышли из состава межведомственных комиссий по координации мер борьбы с преступностью, где ведущая роль принадлежит прокуратуре. Суды перестали нести ответственность за состояние преступности в стране. Наконец, возобладала идея, согласно которой рост преступности обусловлен не плохой работой судов, а влиянием многих неправовых детерминант.
Однако и в наши дни многие юристы считают, что усилия судов и правоохранительных органов направлены на достижение единой цели — сдерживание преступности[21]
. На этой почве существует такое явление, как "профессиональная солидарность" — понимание судьями трудностей следственной работы, желание как-то способствовать преодолению этих трудностей.Многие судьи и в наши дни поражены этой идеей. Профессора Академии правосудия Н.В. Радутная и Л.Б. Алексеева, повышающие образование судей, пишут, что происходит "формирование у судей убеждения, что суд борется с преступностью совместно с прокуратурой, органами МВД — по одну сторону этой борьбы "мы", а по другую сторону — "они", пытающиеся уйти от карающего меча правосудия"[22]
.