Может быть, над океаном дождь,Но внизу проклятье желтых глин,Каспия неполный; горьким ковшУ горячих губ моей земли.Ржавые сухие облака,Словно взрывы жажды неземной,Волнами зарезанный закат,Весело дымя, летит за мной.Ползает подслеповатый дождьНа коленях перед морем глин —Виноватый, старый; нежный мужМолодой неласканной земли…
«Париж!..»
Париж!..Три часа от Москвы — не поверишь!«Каравелла» парит,словно голая ходит по берегу.Пальцем трогает море — холодное,а под волнами —древний остров,рыбы плавают вдоль колоннострые.Атлантида моя, Париж.Я увижу себя в Париже,водолазом пройду по улицам,где-то амфору подниму,буду гостем твоим — наилучшим,хочешь, буду счастливым случаемили тысячным — потому!Архитектором добрых знаний,археологом древних ребусов,я, любовник, иду на свидание,не скрывая веселой ревности.В Лувре — лучшим твоим художником,острым вдохом твоим табачным,в душный полдень — дешевым дождиком,я ведь знаю, как это важно…
ИЗ ОКНА ОТЕЛЯ
По улочке ходит спокойно ажан.Из-под плаща — автоматное дуло,Алжирец метлою рвет мостовую,Даже ей не согласен прощать.Раз проходит ажан.И другой раз.15 августа ультра объявили атаку.Раз — проходит ажан мимо дворника.И другой раз.Алжирец с размаху пинаетлающую собаку.Хозяйка — в бешенстве.О ажан!Полицейский лениво подходит.(Я гляжу из окна.}— Пардон, мсье.Алжирец ставит метлу к стенеи, вытерев руки о полы,Берет сигарету из пачки ажана.Курят, перекидываясь взглядами.Улочка пуста.Узкая дама сердито ушла.Мужчины смотрят ей вследИ угрюмо подмигивают друг другу.Хороша!Худой небритый алжирец и розовый рослыйажанБросают окурки на чистую мостовую,Полицейский, насвистывая, отходит,Из-под плаща — автоматное дуло.Ах, ажан!Алжирец берет метлу, подметаетОкурки и осторожноПод пиджаком поправляетТеплую рукоять ножа.