Опричник

– Одно дело – выкрасть рядового шляхтича Горецкого, – прогудел Бестужев, объясняя причины промедления. – И совсем другое – ввязаться в противостояние с иностранным княжеским домом. Здесь нужно быть аккуратнее, знаешь ли. Заявить о настоящих причинах нападения во всеуслышание мы сейчас не можем. Спугнем цели, ищи их потом по всему глобусу. А без достойного объяснения нападение на Корибут-Вишневецких может привести к полноценной войне между Россией и Польшей. За такой финт государь нас по головке не погладит.

– Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку, да? – усмехнулся я и, чуть помедлив, спросил: – А с Громовыми связаться не пробовали?

– А при чем здесь Громовы? – нахмурился Бестужев.

Ну да, застит глаза боярину история с мятежом, бывает. Что ж, я не гордый, подскажу, напомню.

– Ну как же, это ж по указанию Авдея Корибут-Вишневецкого, бывшего Томилина, отряд Горецкого напал на нашу базу. Двух зайцев одним выстрелом завалить решили. Убрать конкурента, из-за которого снижаются продажи польских тактиков, а заодно грохнуть Милу с Линой из мести за Ромку-иезуита.

Вербицкий с Бестужевым переглянулись. И если для первого мои слова явно были внове, то выражение лица Валентина Эдуардовича… ну, это не «челодлань», конечно, но близко, очень близко.

– Это точно? Ни Добужский, ни сам Горецкий об этом ничего не говорили, – произнес Анатолий Семенович.

– А вы их спрашивали? – пожал плечами я.

– Как интересно, – протянул мой будущий тесть. – А ведь возможно. Вполне возможно. Одно дело – неспровоцированное нападение на княжеский дом, и совсем другое – кровная месть за попытку убийства представительниц древнего боярского рода. Что скажешь, Анатолий Семенович?

– Подумать надо, – побарабанил пальцами по столешнице Вербицкий. – Обсудить…

– Вот-вот, подумайте, обсудите… потом, – привлек я внимание собеседников. – А пока, может, Валентин Эдуардович поведает все же о том предложении, о котором упомянул в своей записке государь?

– Мм… собственно, к нему и веду, – развел руками тот. – Считай, это была преамбула. А суть такова: во время сбора служилых бояр, как раз посвященного возможной войне с Корибут-Вишневецкими, ко мне подошли представители тульской братчины и передали кое-какую информацию и предложение для тебя. Информация хранится на этом кристалле, и я ее не смотрел, поэтому о чем там идет речь, даже не спрашивай. Не знаю. А предложение было передано на словах. Цитирую: «Приглашаем гранда Кирилла Николаева-Скуратова принять участие в охоте на убийц его деда».

Часть пятая На скользком льду

Глава 1 Каждому по делам его…

Прием по случаю помолвки Леонида и Марии прошел… ожидаемо. Отзвучали витиеватые поздравления, отшуршали тихие пересуды по углам, отгремели здравицы чуть поднабравшихся бояр. Даже посуду ненароком побили, но так, в самую плепорцию, как говорится. А на следующий день громыхнуло. Боярская Москва, изрядно прореженная после неудачного мятежа, но за прошедший год успевшая пополниться приехавшими искать столичного счастья «ливадийцами» и «новгородцами», забурлила от новостей, порожденных маленьким приемом, устроенным окольничим Посольского приказа служилым боярином Бестужевым. О помолвке и участниках действа ахали в дамских салонах и солидно вполголоса рассуждали завсегдатаи мужских клубов. Но если боярышни вздыхали о любви боярина и простолюдинки, превозмогшей сословные препоны, то их матерей интересовали несколько иные детали свершившегося действа, а именно тот факт, что руку невесты в ладонь жениха вложил не отец оной, а некий мало кому известный в свете молодой человек, едва ли не ровесник жениха, оказавшийся учителем юной Марии Вербицкой. И пусть мужчины понимающе кивают и говорят о старых традициях, но кому как не женщинам, хранителям силы рода, знать, что учитель по слову может свести руки суженых вместо их родителей только в одном случае – если на него возложена обязанность стать проводником линии нового рода. И вот это было куда важнее, чем любые иные подробности вполне обычного для Москвы приема.

Тасовались евгенические карты, перерывались архивы, семейные евгеники сбивались с ног в поисках информации, и чем больше ее находилось, тем в большее недоумение приходили матроны старых семей… пока не прозвучал голос той, что одним словом могла заткнуть любую из этих суетливых несушек.

– А кому еще можно доверить регентство будущих Скуратовых, как не их же отпрыску? – фыркнула Посадская, выслушав возмущение таким странным выбором Бестужевых и Вербицких очередной «молодой вертихвостки».

– При чем здесь эти палачи? – недоуменно спросила все та же дама… и отшатнулась от полоснувшего по ней яростного взгляда Елены Павловны.

– Лушенька, голова твоя садовая, прежде чем лить грязь на древний род, убедись, что его герб перевернут, – взяв себя в руки, арктическим тоном произнесла боярыня. – Иначе рискуешь однажды не проснуться.

– А разве Скуратовы… – протянула Ираида Львова, соседка сконфузившейся Лушеньки, но, заметив легкий кивок Великой Мегеры, охнула.