Опричник. Том 2 (СИ)

Задерживать меня после награждения Роман Третий не стал, а вот деда и цесаревича не отпустил. Ну, старику ещё предстоял его собственный доклад, должный дополнить мой рассказ, а вот зачем там нужен Михаил, я так и не понял… да и чёрт бы с ним! Не моё дело, не моя головная боль. Пусть венценосный батюшка сам разбирается со своим старшим отпрыском, а я буду держаться подальше… от них обоих.

Впрочем, удрать под бочок к Ольге, как хотелось, мне не удалось. Уже оказавшись на пороге приёмной, я получил на коммуникатор сообщение от деда с просьбой дождаться его в сквере Михайлова двора. И можно, наверное, было наплевать на эту встречу и свалить из Кремля, так ведь гранд же… отыщет и окном догонит. А закрываться от него в Эфире, чтоб навестись не мог, значит, лишить самого себя возможности манёвра и действия. Такое «закрытие» как минимум наполовину обрежет мои возможности эфирного оперирования. Ни окно самому открыть, ни в разгон уйти. А с моей беспокойной жизнью это не вариант. Так что, проще встретиться да выслушать, чем бегать не пойми от чего, только чтобы полелеять собственные обиды.

Вновь нацепивший свою маскировку, дед появился в полупустом сквере только через полтора часа, когда я уже откровенно устал рассматривать здешние архитектурные красоты и, устроившись на чугунной лавочке в тени раскидистого дерева напрочь неизвестного мне вида, в очередной раз с удовольствием рассматривал царский подарок.

— Любуешься? — присаживаясь на лавочку, озвучил очевидное Скуратов-Бельский.

— Можно и так сказать, — кивнул я. — Но вообще, скорее наслаждаюсь зримым воплощением моей свободы.

— О как! — крякнул дед. — Я полюбопытствую?

Чуть помедлив, я всё же вложил папку в его протянутую руку. Никита Силыч довольно споро пробежал взглядом по хитрой вязи текста и, задумчиво покачав головой, с громким хлопком закрыл папку, после чего вернул её мне.

— Однако, — протянул он. — Затейливо получается. И тебя с возможного крючка снял, проявил добрую волю, так сказать… и сына по носу щёлкнул, и…

— Создал прецедент, — согласно кивнул я. — Ранее никаких конфирмаций для создания именных школ не требовалось, в отличие от родовых. Но в этой грамоте-то форма моей будущей школы не указана вовсе. И понимай как хочешь.

— Именно, — кивнул дед. — С другой стороны, кому от этого плохо? Законодательно-то всё остаётся, как было, по крайней мере, пока.

— Но повод для изменения этого самого законодательства теперь имеется железный, не так ли? — усмехнулся я.

— Верно. Причём, скорее всего, никаких реальных препятствий со стороны Думы и Собора эти изменения не встретят, — подтвердил мои умозаключения дед. — Когда в последний раз у нас открывалась именная школа? В тридцатом году, дай бог памяти, Василий Ощепков открыл своё заведение. Почти девяносто лет назад. А в мире вообще?

— В тысяча девятьсот девятнадцатом. Тогда в Нихоне в префектуре Киото была открыта именная школа Морихея Уэсибы, — ответил я.

— Вот видишь, — развёл руками Скуратов. — Ныне открытие школы, что стихийной, что эфирной — редкость небывалая. Хватает родовых заведений, да государственных. Так что, спорить с его величеством на тему конфирмации открытия частных школ никто не станет. Смысла нет, как и прямой выгоды. Разве что в Соборе повозмущаются о притеснениях государевых людей. Да и то не всерьёз, а так, порядка ради… Ладно, то дела царские, нас с тобой не касающиеся. Лучше скажи мне, юноша, ты статут пожалованного ордена уже прочёл или…

— Или, — вздохнул я. — А что, никак там подвох какой имеется?

— А как же? — коротко рассмеялся дед. — Чтоб Рюриковичи да без подвоха… не, брат, шалишь! Не та семья, не те традиции. В общем, настоятельно советую не затягивать с ознакомлением. А будут вопросы, позвонишь, отвечу. Лови номер…

Коммуникатор на моей руке дрогнул, принимая очередное сообщение, и я тут же вспомнил о другом извещении, пришедшем на него во время речи государя. Правда, пришлось вновь отложить его прочтение, чтобы не отвлекаться от разговора с дедом. Тем более, что он заговорил о вещах, мне весьма и весьма интересных.

— Эмпатия шалит, Кирилл? — после недолгого молчания внезапно спросил Скуратов.

— Есть такое дело, — подобрался я.

— И контроль над эфирными техниками ухудшился, да? — прищурившись, протянул дед.

— Ты что-то знаешь, — констатировал я.

— Что-то… — не стал отрицать Никита Силыч и вздохнул. — Не думал, правда, что процесс будет столь скорым. Обычно гранду лет пять-шесть требуется, чтобы к первому пределу подойти. Но у тебя же всё не как у людей, да?

— Будто в этом есть моя вина! — фыркнул я, но тут же перебил сам себя. — Что за предел?

— Предел восприятия, — нарочито небрежным тоном отозвался Скуратов, но, не заметив признаков понимания с моей стороны, сменил тон. — Невежда.

— И в этом нет моей вины, — улыбнулся я. — Можешь направить все претензии моему учителю.

— Это кому ещё? — возмутился дед.

— Настоятелю Аркажской обители… покойному, — развёл я руками.