Опричнина

Другой англичанин писал, что татарам удалось 24 мая 1571 г. подойти к Москве и зажечь ее, потому что воеводы находились в других городах. В итоге «все деревянные строения, какие там находились, были обращены в цепел». Опустошение было огромно: «На расстоянии 20 миль в окружности погибло множество народа, бежавшего в город из кремля, и в пригороды, где все дома и улицы были так полны народа, что некуда было протесниться; и все они погибли от огня, за исключением некоторых воинов, сражавшихся с татарами, и немногих других, которые искали спасения через стены, в реке, где некоторые из них потонули, а другие были спасены. Большое число сгорело в погребах и церквах». В ночь после пожара татары отошли от Москвы к Оке. Несколько преувеличивая степень разорения Подмосковья, англичанин писал, что «из окрестностей Москвы, на 60 миль и более, и 8-ми человекам не удалось спастись в городе. В два месяца едва будет возможно очистить от человеческих и лошадиных трупов город, в котором остались теперь одни стены да там и сям каменный дом, словно головки водосточной трубы»[2311].

Подробный рассказ о московском пожаре поместил со слов очевидцев Д. Флетчер. Он сообщает, что деревянные здания города «сгорели с такою быстротою… что в четыре часа не стало большей части города… Зрелище было ужасное… люди горели и в домах и на улицах». Флетчер называет огромную цифру погибших — 800 тысяч человек[2312]. Это явное преувеличение: все население Москвы лишь немного превышало 100 тысяч[2313]. Таубе и Крузе пишут, что в огне погибло более 120 тысяч жителей, «считая одних только именитых, без простых мужчин, женщин и детей». В плен татары захватили более 100 тысяч человек[2314]. По известиям из Варшавы, полученным от крымского посла, татары убили всего около 60 тысяч человек и столько же взяли в плен[2315].

Близок к Флетчеру и Д. Горсей. Последний сообщает, что крымскому хану помогли предатели, сообщившие о расположении русских войск (переходы охранялись войском в 100 тысяч человек у Серпухова). Подойдя к Москве, «неприятель зажег высокую колокольню св. Ивана; в эту минуту поднялась ужаснейшая буря, от которой загорелись все церкви, дома и палаты в городе и предместьях на 30 верстах в окружности… Все обратилось в пепел; в течение шести часов погибло несколько тысяч мужчин, женщин и детей». Долгое время после пожара город не могли привести в порядок: «реку чистили целый год от утопленников и сгоревших трупов»[2316].

Дополнительные детали обстоятельств московского пожара дают Таубе и Крузе. Подойдя под Москву, хан остановился в Коломенском, а его сыновья — в Воробьеве (это было, очевидно, 23 мая). «На следующий день (т. е. 24 мая — А.З.) он послал в окрестности Москвы 20 000 поджигать в разных местах». Пожар облегчался из-за страшной бури. «Ив три дня Москва так выгорела, что не осталось ничего деревянного, даже шеста или столба, к которому можно было бы привязать коня». Таубе и Крузе причиной поспешного отступления хана от Москвы считали получение им сведений о выступлении в поход Магнуса с пятнадцатитысячным войском[2317]. Это известие весьма сомнительно: оно совпадает с тем, что нам известно о походе хана в 1572 г.; вероятно, оба составителя «Послания» по ошибке отнесли слухи о причинах отступления хана в 1572 г. к походу 1571 г.

Матвей Стрыйковский говорит, что татары сожгли московские посады, нижний (земляной?) город, русским удалось защитить только Китай-город[2318].

Сходными чертами рисует пожар Москвы и Генрих Штаден. Москва, сообщает он, была подожжена на следующий день после сожжения Коломенского. «В живых не осталось и 300 боеспособных людей… Одним словом, — заканчивает Штаден, — беда, постигшая тогда Москву, была такова, что ни один человек в мире не смог бы того себе и представить». Девлет-Гирей «со многим множеством полоняников» и добра повернул обратно в Крым, опустошив по пути всю Рязанскую землю[2319]. В посольских делах отмечалось, что крымские люди, «идучи из земли многих городов, уезды вывоевали, а иных городов и посады пожгли»[2320].