Опрокинутый тыл

Мы не считаем нужным входить в рассмотрение вопроса о том, почему Иванов-Ринов не вернулся ¹⁷¹. Из всех материалов можно сделать только один вывод: Иванов-Ринов сам провалил расчеты своих единомышленников по заговору, имеющему целью свержение Директории и установление военной диктатуры возглавляемой им клики. «С таким нерешительным диктатором дело обречено на провал, надо делать ставку на другого», — это раньше других поняли И. Михайлов и Волков. Чтобы окончательно скомпрометировать Иванова-Ринова, Михайлов предал гласности шифровку незадачливого генерала, а Волков тут же связался с Колчаком и вступил с ним в переговоры.

Нетрудно догадаться, о чем в течение двух с лишним недель до 18 ноября 1918 г. мог вести переговоры Волков, второй раз взявшись за «устройство» переворота. Надо ли доказывать, что вряд ли бы Колчак стал вести столь длительные и секретные переговоры, если бы Волков был только казачьим полковником, а не одним из заправил и главарей подготовленного переворота. В этих условиях им оставалось договориться только о деталях. К числу их надо отнести факт, что уже через пять дней после установления диктатуры Волков был произведен в генералы и назначен командующим отдельной армией.

Несколько сложнее обстоит дело с вопросом о роли интервентов в омском перевороте. Если летом 1918 г. чехословаки сыграли решающую роль в свержении Советов и установлении власти белых в Сибири и на Дальнем Востоке, то в омском перевороте они участия не принимали и даже открыто выразили свое отрицательное отношение к нему.

Нет оснований считать, что Колчак находился в сговоре с японскими империалистами. По этому поводу можно было бы (в дополнение к приведенным выше цитатам) привести ряд интересных документов. «Японский генштаб, — говорится в шифровке Иванова-Ринова от 13 ноября 1918 г., — начинает муссировать в Японии якобы нашу неблагодарность в ответ на искреннее желание Японии помочь нам и сближаться с нами, муссирует враждебное наше отношение к Японии и в особенности раздувает назначение адмирала Колчака на пост военного министра как акт, явно враждебный»¹⁷². Несомненно, такого рода выступления японских милитаристов надо рассматривать как отражение закулисной борьбы, что шла как внутри японских правящих кругов, так и между державами Антанты. Но как бы там ни было, выступая против Колчака, японские милитаристы сами пропагандировали его как человека западной ориентации и тем самым (может быть, даже против своей воли) усиливали его шансы на кресло диктатора.

Генерал Жанен прибыл во Владивосток 16 ноября 1918 г. в роли уполномоченного Союзническим советом в Париже «командовать чехами и помогать нам». Показательно, что на устроенном Ивановым-Риновым в честь Жанена банкете отсутствовали чехословаки, «оскорбленные в своих лучших чувствах» назначением француза и расценивая его как выражение недоверия к ним со стороны союзников. Отъезд Жанена в Омск был назначен на 19 ноября, полученные в последнюю минуту сообщения о перевороте заставили его отложить выезд. Но если Жанена и не было в Омске в эти дни, то тем не менее ему пришлось сыграть большую роль в благополучном для Колчака исходе «операции» ¹⁷³.

Не исключено, что чехословаки решительно выступили бы в защиту эсеровской Директории, т. е. против переворота 18 ноября, появись Жанен в Сибири позднее, не будь он указом чехословацкого правительства назначен их главкомом и не имей он за собой мандата Парижской конференции союзников.

Прямые и ясные следы ведут к англичанам. Нокс был первым на месте в Сибири почти за месяц до прибытия Жанена. На первой же встрече с Ивановым-Рино-вым, официальным представителем омской власти, Нокс от лица Англии «проявил горячую готовность помочь» и тут же обещал снабдить, вооружить стотысячную армию контрреволюции, затребовать канадцев и даже гвардию из Лондона. Ошарашенный такими неожиданными предложениями (когда не приходится выпрашивать помощь, а ее навязывают, притом в широких масштабах), Иванов-'Ринов тут же в восторженных выражениях донес об этом главковерху Болдыреву. Прошло еще дней десять, и в Омск полетело его новое донесение: «От всех стремление всучить нам помощь. Обстановку считаю для нас весьма благоприятной» ¹⁷⁴.

Но радость Иванова-Ринова и Болдырева оказалась преждевременной. В крупной игре мирового значения, которая шла между державами Антанты по «русскому вопросу», оба названных контрреволюционера оказались слишком мелкими, незначительными пешками. С вопросами мировой политики переплетались вопросы личной карьеры ¹⁷⁵.

На политическом и военном горизонте контрреволюционной Сибири в этот момент самой крупной фигурой оказался Колчак — царский вице-адмирал, уже летом И) 17 г. имевший конфиденциальные переговоры в Лондоне с главнокомандующим английским военным флотом адмиралом Джеллико и принятый на службу в этот флот после возвращения из Америки, где он также имел встречи с высокими военными и политическими деятелями.