Опрокинутый жертвенник

Юный Элпидий прислушался к словам Эдесия и встал в нерешительности на полдороге. Сам он бывал в Дафне до этого только дважды, но тогда он ехал с отцом не по этому проселку, а по мощеной дороге стороной. Ямвлих же совсем недавно переехал в Антиохию из Апамеи и еще плохо знал ее окрестности. Юноша посмотрел вслед учителю. Философ шел не оглядываясь. Элпидий подумал: «А все же интересно, кто же окажется прав, учитель или Эдесий?» Его красивые брови сдвинулись, он еще постоял с минуту в нерешительности и побежал догонять друзей-философов. Юношеское любопытство победило, он заспешил по «нечистой» дороге вслед за братьями-каппадокийцами.

Отойдя от учителя совсем недалеко, ученики теурга увидели возницу, который вел им навстречу под уздцы мула, впряженного в пустую повозку. Следом шли несколько мужчин и женщин в темных траурных одеждах, они несли нехитрый поминальный скарб и твердили заупокойные молитвы. За ними с изможденными лицами плелись уставшие флейтисты.

– Эта дорога ведет на кладбище? – спросил Эдесий у возницы, поравнявшись с его повозкой.

– Здесь только один путь к праотцам. И вы идете верной дорогой, – ответил тот невозмутимо.

Элпидий зябко передернул плечами. Слова возницы прозвучали слишком зловеще, совсем как шутка самого Харона. Он глянул в небо, как бы ища в нем ямвлихова орла, и вдруг вспомнил рассказ учителя о гении Сократа. Тогда с Сократом произошло именно так, как сейчас с Ямвлихом: он услышал голос гения, каким путем надо идти, но ученики не послушались его и пошли неверной дорогой, а в конце ее вывалялись в грязи со свиньями. Юноша хотел напомнить этот случай Эдесию, но тот в своем упрямстве оставался неумолим.

– Что, друзья, пойдем скажем умершему «Спи с миром»? – обратился к спутникам Эдесий.

Евстафий неуверенно пожал плечами. Элпидий во избежание несчастия поплевал себе за пазуху и нащупал под туникой яшмовый амулет, на котором с одной стороны был вырезан бог Серапис с таинственной полуулыбкой и хлебной мерой на голове, а на другой – магическая формула: «Серапис Защитник от стрел». Юноша мысленно обратился с молитвой к Серапису и, резко повернувшись, чуть ли не бегом пустился в обратный путь. А Эдесий напротив, не боясь оскверниться и посмеявшись удачной шутке погонщика, начал расспрашивать его о том, как звали покойного, своей ли смертью он умер, или ему кто помог? И это означало, что Эдесию пошло в прок знакомство с философией киников в Афинах.

Когда запыхавшийся Элпидий нагнал неторопливо идущую четверку, Ямвлих по-прежнему вел неспешную беседу. Юный ученик, опустив голову, зашагал рядом с учителем. Ямвлих по-отечески похлопал его по плечу и, как будто на самом деле ничего не произошло, пустился дальше в разговор с Феодором, Сопатром и Евфрасием о сути магической практики. Феодор хитро подмигнул Элпидию, в глазах Евфрасия возник немой вопрос. Юноша, отвернувшись от великого магистра, незаметно кивнул ему.

За беседой о магии они не заметили, как вошли в священную рощу Дафны – рощу Зевса Олимпия и Пифийского Аполлона, окруженную роскошными виллами сановников, и приблизились к скромному дому теурга. Дом Ямвлиха стоял, оттененный лаврами Дафны, на равном расстоянии и от вычурного роскошества вилл, и от блестящей на солнце брусчатой дороги, разрезающей долину за излучиной Оронта. Тень под священными лаврами темнела, словно глубокий грот, и из нее вытекал широкий ручей. Он делал у дома теурга резкий поворот и рушился в водопад высотой в три локтя, разбиваясь внизу о круглые позеленевшие камни. У дверей гостей уже ожидал раб-смотритель ямвлихова дома Евтих, коротконогий и улыбчивый. Гости магистра медленно проследовали за ним в полутемную прохладу дома.

Сноп света падал сквозь квадратное отверстие в потолке на фреску на стене. Он ослеплял на ней Стреловержца Аполлона, стоящего во всей полноте божественного сияния, и из-за этого солнечный бог казался еще более светоносным.

Элпидий заметил, как в лучах света в квадратном проеме блеснула паутинка и медленно опустилась в бассейн с дождевой водой. В доме царила тишина, пахло благовониями и кухней. За тяжелыми шерстяными занавесями угадывались входы в соседние комнаты.

В это время в вестибюле послышался стук дверного молотка, Евтих отворил дверь и впустил отставших. Эдесий сразу же оживленно о чем-то разговорился со смотрителем. Раб провел каппадокийцев через атриум и что-то прошептал на ухо своевольному ученику Ямвлиха. Эдесий удивленно взглянул на Евтиха, достал из прорех плаща монету и незаметно для хозяина сунул ему в ладонь. И, будто ни в чем не бывало, подошел к сирийскому Сократу.

– Учитель, ты оказался прав, это оказалась нечистая дорога. Сегодня похоронили горшечника Прокопия, который лепил горшки пятьдесят лет кряду. Но это я узнал уже не через орла, – сказал Эдесий с плохо скрываемой иронией.

– Нам все же сдается, что ты, божественный, узнал о покойнике благодаря своему тонкому обонянию, – добавил, осмелев, Евстафий.