Опрокинутый жертвенник

На отшибе Селевкии, рядом с прорубленным в скале акведуком, в заросшем вереском склоне Пиерии, – сквозящее зияние подземного некрополя. В полутемном склепе, среди украшенных барельефами саркофагов и грубых каменных ящиков, в льняной свободной тунике, с повязкой, вышитой магическими знаками, у зыбкого светильника сидел Элпидий. Лицо его заострилось. Перед ним на плите надгробия лежала глиняная фигурка. И загадочные черты ее лица, ее грудь и бедра, и даже расчесанные на несколько проборов и стянутые на затылке волосы – все вылеплено с великим тщанием. Кукла была сваяна в какой-то неестественной позе – руки опущены вдоль тела, а сама она как будто стояла на коленях. На шее поблескивал черными камнями браслет, на одной ее груди вырезано «Та», а на другой «I». И если бы не темная страсть Элпидия, то можно было бы подумать, что эта кукла посвящена древней богине Изиде. Так же, как и повязка на голове молодого теурга, вся глиняная кукла пестрела магическими словами, значение которых мог знать только настоящий заклинатель. А рядом на плите, одна возле другой, лежали тринадцать медных игл, стилос, прямоугольная свинцовая пластина и маленький обломок человеческой кости. Завершал этот магический набор обыкновенный глиняный горшок, в котором обычно варят овощи.

Элпидий посмотрел на полосу кровавого заката, внезапно осветившую свод некрополя, взял с плиты куклу и замогильным голосом начал свое магическое действо:

– Я протыкаю, Таэсис, твой мозг, чтобы ты не помнила никого, кроме меня, Элпидия! – Голос его глухо, неузнаваемо отозвался из дальнего угла некрополя.

Он накалил на пламени светильника иглу и воткнул ее в голову куклы.

– Я протыкаю, Таэсис, твои уши, чтобы ты ничего не слышала, кроме моего имени, Элпидия! – каленые острия прокололи глиняные кукольные уши. – Я протыкаю, Таэсис, твои глаза, чтобы ты не видела никого, кроме меня, Элпидия! – длинные иглы вонзились в зрачки куклы. – Я протыкаю твой рот, чтобы ты не смогла вымолвить ни одного слова, кроме моего имени, Элпидия! – вставил он иглу между губ изваяния. – Я протыкаю твою грудь, – ввернул он по очереди иглы в «Та» и «I», – твои руки и бедра… твой живот… – вонзал и вонзал он раскаленные иглы в глиняную копию Таэсис.