Опрос с ответственностью

— Нет. Я уже тогда преподавал, меня не призвали. Некоторые коллеги пошли добровольцами, а я… я их отговаривал. Ну и сам не пошёл.

— Отговаривали? Но почему?

— Видите ли… Помогать сербам… Вы как думаете — сербы куда больше хотят — в Европу или в Россию? Стать частью большой славянской империи или частью Европы? Я бы на их благодарность не рассчитывал. Может, на словах поблагодарят, но… Все эти славяне, поляки, чехи, да даже и болгары…

— Болгары в меньшей степени?

— Ну, мы их освободили от турок. Они нам благодарны.

— Но они воевали на нашей стороне, против вас.

— Вот именно. Даже они. Ваш император Вильгельм II рекомендовал нашему Николаю заняться Азией. Мол, большие возможности. А в Европу не лезть. Я думаю, он был прав. Только не все это понимают.

— Интересно. А по поводу этой войны вы что думаете? Вы понимаете мотивы Гитлера? Вы на нашей стороне?

— Мотивы Гитлера мне не нравятся. Я не расист. Все рассуждения о высшей расе и недочеловеках считаю аморальными. А уж войну на таких основаниях…

— Понятно, вы и сами русский. Но не правильнее ли с практической точки зрения перейти на сторону победителя?

— Хи-хи-хи. Победителем вы, вероятно, видите Германию?

— Разве можно в этом сомневаться? Советская армия уже разбита и бежит. Вы знаете, что было в Польше и Франции.

— Да. Французы сдались. А русские не сдадутся.

— Какая разница? Вам нечего противопоставить вермахту.

— На пути вермахта встанут новые дивизии. Вы их разобьёте, не сразу, но справитесь. Но под Москвой снова встретите войска и подготовленную оборону. Тут ещё и зима наступит. Вы готовы воевать зимой? А армия СССР готова, у финнов научились.

— Война закончится летом.

— Хи-хи. Вы наивный молодой человек. Такое расстояние можно пройти только при слабом сопротивлении. А сопротивление будет только возрастать, несмотря на все ваши надежды, что советская армия разбита.

— Так вы думаете, что зимой вермахт побежит, как великая армия Наполеона?

— Нет, времена изменились. И немцы упорнее французов. Вермахт не побежит, но война затянется. Год, два, три, а потом у Германии всё закончится. Люди, ресурсы.

— И рейх снова сдастся? Как в 1918?

— Нет. Мы возьмём Берлин. Если вы проживёте ещё четыре года, то увидите красное знамя над рейхстагом.

— Главное — говорить с уверенным видом. И тогда собеседник может на минуту забыть, что ваши слова противоречат реальности.

— Какая реальность? Мы говорим о будущем. А вы делаете вид, что знаете его. Но ваше знание — это вера в пропаганду.

— Тем не менее, у меня есть достаточные основания считать некоторые варианты будущего невероятными.

— Как и у меня. Если бы мне было что поставить на кон, и если бы мы с вами могли встретиться зимой, я бы предложил пари.

— У нас есть шансы встретиться. Я буду работать в местной комендатуре, в Кобрине. И я даже знаю, что вы могли бы поставить. Предлагаю пари: если Германия победит не позже, чем в октябре, то есть за четыре месяца, то вы работаете на меня. И работаете честно, без саботажа. Ну, а если нет… Тогда я вам буду покровительствовать, разумеется, в пределах разумного, не изменяя присяге и долгу перед рейхом.

— Готов пойти вам навстречу и добавить ещё два месяца. До нового года.

Немец подумал, и решительно отказался:

— Я держу своё слово, мне не нужны уступки. Я Миллер, Клаус Миллер, обер-лейтенант. Я сам с вами свяжусь, и не советую никуда уходить. В ваших же интересах. Сейчас опасно передвигаться по этой территории без разрешения. А пока что я назначаю вас старостой этой деревни.

— Не думаю, что это хорошее решение. Я здесь человек чужой, и мало что понимаю в сельском хозяйстве.

— Я тоже здесь пока что не свой, и тоже не агроном. Нам понадобятся образованные люди, но только не фанатичные большевики. Вы не из таких?

— Гм… нет. Но и от идей вашего фюрера я не в восторге.

— Да, вы уже говорили. Странный вы человек. Не на англичан надеетесь, даже не на русскую зиму, а на уже разбитую красную армию.

— Англичане? Они любят воевать чужими руками. Да и нет у них силы, способной победить вермахт.

— Иногда вы рассуждаете очень трезво, но, видимо, патриотизм не позволяет вам столь же верно оценить перспективы СССР. Хорошо, подождём четыре месяца.

Тут унтер снова зашёл, и что-то сказал по-немецки. Миллер ответил, и унтер достал из своего ранца небольшую бумагу, поменьше, чем А5, и перьевую авторучку. Лейтенант стал писать.

— Ганс обошёл деревню, никто не видел здесь советских солдат. Может быть, вы кого-то видели в лесу? Дело в том, что сегодня на дороге произошло нападение на немецких солдат. Я могу подозревать даже вас.

— Солдат я видел на дороге, до того, как меня контузило. Все они шли на восток. В лесу не видел ни одного человека. Да и не так много я по лесу ходил.

— Хорошо, вот вам документ, теперь вы официальное лицо. Я не могу здесь больше задерживаться, но, думаю, мы ещё увидимся. Да и о нашем пари я буду помнить.

Немцы ушли, а я попросил Люду собрать людей вечером, чтобы от работы не отрывать. Тех, кто захочет послушать нового старосту.

Послушать меня собралась, кажется, вся деревня. Дети уж точно все, кто старше трёх лет.