Совсем, строго говоря, охамелое поколение, если мальчишек иметь в виду. Ему даже в голову не пришло самому первому к девушке подойти, нет — «Семен, поди сюда!» И, что характерно, я подхожу к нему, будто так и надо.
— Семен, — говорит Вадька, — на, снеси к себе пистолет стартовый, я на речку с ребятами подскочу, не потерять бы, а мне в субботу массовый кросс проводить. А потом я за ним забегу, возьми, ладно? — и сует мне в руки пистолетище огромный и черный.
— А он заряженный? — спрашиваю я со скрытой тревогой.
— А как же! — Вадька едва удерживает на месте свой мотоцикл бешеный.
— И стреляет? — интересуюсь я небрежненько и держу пистолет подальше от себя: мало ли что!
— Обязательно! — И в глазах у него уже мелькает то безответственное выражение, при котором от ребят надо держаться подальше.
— Ладно… — говорю я неопределенно, но Вадька выхватил у меня пистолет да как шарахнет из него, у меня даже слов нет, чтоб сказать, как я перетрухнула, а уж девчонки вокруг, те просто завизжали, заахали, кинулись в стороны от ужаса, а Вадька сунул мне обратно в руки пистоль, я и глазом моргнуть не успела, как все они с диким грохотом укатили в неизвестном направлении на речку купаться.
Стол заказов и вообще весь наш сервис, или, точнее, бытовое обслуживание, в другом корпусе помещается, в административном: продтовары со столом заказов, химчистка, прием и выдача белья, ремонт обуви, дамский зал и так далее. Иду себе туда двором наискосок, на ходу с девчонками мнениями обмениваюсь, новостями свежими.
Дикая популярность у меня, строго говоря, среди молодежи.
В административном — коридор длиннющий, тихий, прохладный, благодать прямо, не то что в производственных корпусах.
В столе заказов — до смены закажи, после смены бери, все уже в целлофан завернуто, забота о человеке, ничего не скажешь, — в столе заказов очередища, шум, толчея. Только и тут у меня блат имеется — Наталья, продавщица.
Подмигнула Натке, на возмущение широких масс — ноль внимания, взяла свои и Зинкины сосиски, по кило каждой, маргарина две пачки столового и пошла себе с достоинством, даже не оборачиваясь на этические замечания.
Я уже за дверь вышла, как Натка, продавщица, меня окликнула:
— Семен! Чуть не забыла! Тут Алинин заказ лежит, она забегала, говорит, у нее генеральная репетиция, вечером концерт общегородской, вот и просила: зайдет Тоня, пусть мой заказ возьмет, занесет в Дом культуры, ей же не трудно.
Ну вот, сплошные поручения!
А Алина, я уже упоминала, Алька — это наша первая красавица и солистка общекомбинатская, строго говоря, знаменитость и любимица, без ее совета у нас в цеху никто не только прическу не переменит, но даже фасон для сарафана ситцевого не выберет. Но я ее все равно люблю. Я вообще красоту и всякую естественную гармонию в других признаю и уважаю.
Взяла я у Натки и Алькину сумку с заказом — тут народ в очереди и вовсе от возмущения зашелся — и окончательно ушла, вполне довольная: дня на три, как минимум, отоварилась и еще пятерка с мелочью до получки осталась, да и Альке приятное сделала, и девчонкам; сумки тяжеленные руки оттягивают, хоть моего там и всего-то сосисок кило да две пачки столового маргарина плюс банка зеленого горошка консервированного.
Вышла за проходную, иду двором, потом через улицу перехожу — у автобусной остановки ночная смена «двойки» в центр дожидается, — вхожу в наш Дом культуры, новенький, только в прошлом году в строй вошел, вполне модерновый — стекло и бетон. В нижнем фойе ансамбль народных инструментов «Светит месяц» на балалайках разучивает, в верхнем — джаз-оркестр зарубежные мелодии репетирует.
Тихонечко открыла дверь в зрительный зал, там темнотища, на ближнее откидное место осторожненько, чтоб пружина не скрипнула, присела, а на сцене — свету полно и такая цветная веселая карусель происходит, что прямо глазам больно: синее, желтое, красное, зеленое, золотое, и все яркое, все шелковое, все блестит и переливается — это они «Русскую сюиту» в который раз до полного совершенства доводят. А впереди всех, в самой середине — я даже испугалась, как бы она со сцены в оркестр не свалилась! — впереди всех и всех красивее, наряднее и талантливее — наша Алька солирует, и глаз от нее оторвать просто никаких сил нету.
Я смотрю, восхищаюсь, потому что мне-то никогда в жизни так не танцевать, и мечтать не приходится. Талант или, строго говоря, божий дар. Это я об Альке, само собою.
И то ли от недосыпу после ночной смены, то ли от музыки, которая всегда на меня сильное впечатление производит, но я опять — я уже упоминала про недостаток свой, ну, строго говоря, странность: сны наяву смотреть, — опять я как бы заснула, и почему-то на этот раз мне рощу березовую показывают, белые тонкие стволы кружатся вокруг меня под музыку, а я танцую легко и свободно, и рядом — мой партнер, и я к нему приближаюсь, и тут я его лицо наконец разглядела — Гошка это, Гошка, надо же, даже в сны мои мешается!.. — и будто то ли он, то ли кто другой из-за березовых стволов меня зовет:
— Семен!.. А Семен!..