– Вот именно! – восклицаю я. – Не знаю, я только что это придумал. А если я даже не знаю, что означает слово, о чём тогда я могу заявлять, как о существующем? Что мы подразумеваем, когда говорим о существовании чего-либо? Слова должны иметь референта – то, с чем они соотносятся – в противном случае это просто бессмысленные звуки. Чтобы заявить о существовании чего-то, мы должны сначала это представить – если нет, разве наше заявление не пустое? Мы заявляем о существовании референта, а не слова.
– Понимаю, – говорит Уолт.
– Вот почему любое заявление о квадратных кругах обязательно должно быть липовым. Квадратные круги непостижимы, они буквально немыслимы, так что любое заявление об «их» существовании должно быть просто словами без значения.
– Я понял, – говорит Уолт. – Если мы даже не можем себе это представить, тогда по-нашему что вообще существует или не существует?
– Именно, – говорю я.
Несколько секунд мы оба просто наслаждаемся тишиной, затем я снова возвращаюсь к пространству.
– Итак, ещё раз, если мы заявляем, или даже думаем о возможности независимого физического пространства, мы сначала должны представлять его. Другими словами, мы должны сформировать представление в своей голове о том, что, как мы предполагаем, существует.
– Это понятно.
– Итак, образ пространства это своего рода картинка того, что, как мы думаем, существует вне нашего восприятия. Но откуда мы взяли это представление о пространстве?
– Из нашего опыта? – предлагает Уолт.
– Да, конечно! – говорю я. – Но теперь, что если наше представление о пространстве это просто как любое другое наше представление, которое мы можем себе представить – что если пространство это просто элемент нашей собственной субъективности? Что если пространство это как цвет? Что если оно не является чем-то, что воспринимается, но его природой является исключительно
– Ну, не знаю, – произносит он после тяжкого раздумья.
– Вернёмся к этому вопросу позже, а сейчас посмотрим, откуда же именно возникает это представление о пространстве, окей?
– Окей, – откликается он.
Я делаю паузу, чтобы собраться с мыслями. Это очень не просто передать в словах, и мне нужно время, чтобы понять, как лучше это сделать. Проходит несколько секунд, и я, прочистив горло, начинаю объяснять.
– Нельзя не заметить, как явления, или то, что появляется в нашем восприятии, имеют пространственную протяжённость – то есть растянуты по всему полю нашего сознания в трёх направлениях, – говорю я Уолту.
– Разумеется, – отвечает он.
– Но дело вот в чём: мы можем знать
– Как так? – говорит Уолт, явно заинтригованный, куда это я клоню.
– А вот как, – говорю я. – Как можно сказать о чём-то, что оно появилось, если оно не имеет протяжённости?
Он немного думает.
– Хмм, полагаю, нельзя, – говорит он.
– А это должно означать, что протяжённость является неотъемлемой частью того, что значит появляться, верно?
Он думает ещё.
– Полагаю, это верно.
– Итак, объект должен как-то появиться, чтобы мы вообще могли говорить о появлении – и способ его появления растянут в трёх направлениях, образуя объём или «пространство».
– И это означает…
– …что кружка перед тобой не появляется
Уолт не спеша внимательно изучает кружку на столе перед ним.
– Значит, ты говоришь, что нет «пространства»
– Всё верно.
После недолгого молчания Уолт заговаривает снова.
– Ты говоришь, что кружка
Я произношу кульминационную фразу.
– Это
– «Пространство» не существует независимо от явлений, так же как женская фигура не существует независимо от её тела, – объясняю я Уолту. – Двойственность между пространством и вещами в нём чисто концептуальна. Пространство и явления никогда не бывают отдельно – это не две разные вещи – но пространственная протяжённость это составная часть явления как такового и должна служить отличительным признаком, характеризующим явление как явление. Ибо как можно говорить о появлении чего-то, если это не имеет протяжённости? Иметь протяжённость это суть того, что означает вообще появиться.
Я даю этому усвоиться, прежде чем продолжить.
– И пространство никогда не бывает одним, без явлений. Мы даже не можем помыслить о пространстве, не вообразив что-либо в нём, даже если это всего лишь чернота. Когда мы пытаемся представить себе абсолютно пустое пространство, на самом деле мы думаем о какой-то части явления, обычно об обрывке черноты, который, естественно, имеет протяжённость – так как в противном случае это вообще не было бы явлением.
Проходит несколько секунд, пока Уолт собирает всё воедино.
– И из протяжённости явлений мы извлекаем наше представление о пространстве? – спрашивает он.
Моя улыбка говорит обо всём. Молодец, парень.