Оптимизм (СИ)

— Всё же Катрина была права, когда советовала мне вымыть рот с мылом. Наша дружба существовала. Существует. И будет существовать. Даже когда мы умрём. Навсегда останутся те вырезанные на дереве буквы, те слова, написанные на столике в столовой. Наша дружба не имеет срока годности. За это я люблю нашу дружбу. Люблю вас. — прошептала я, глядя на пустые подарочные пакеты.

***

Прошло полгода.

В середине июня мне приспичило убраться в комнате впервые за полгода. Что я только не нашла: две полных пачки сигарет, (лучшая новость дня, мне не придётся идти через весь город в магазин, в котором не работают знакомые моих родителей), куча тетрадок с текстами на французском, которые я писала, чтобы как можно быстрее освоить язык, множество переводных татуировок из-под жвачек, (серьёзно, я насчитала более ста), в последнюю очередь мне попался альбом с фотографиями. Я села на кровать, чтобы начать листать.

О, вот Том учится плавать в пятнадцать, а на заднем плане смеются Карл и Мэд. На соседней странице фотография родителей нашей компании, все поддатые, улыбающиеся, вроде они отмечали то… Хотя я даже не помню, что они отмечали в тот день.

На этой фотографии мы с Мэй играем в приставку, а Мэд лежит вниз головой, проверяя, через сколько его стошнит, ведь он выпил четыре банки пива. Том на этом кадре получился размытым, ведь он нёс тазик для Мэда, чтобы тот не испачкал белый ковёр. Кто покупает белые ковры?

На другом кадре Майкл пытается зарядить гитарой Алексу по голове, а тот отмахивается барабанными палочками, Мэд же в это время невозмутимо поет.

А здесь Карл, в форме официанта, разносит еду по столикам, это была его первая работа, и мы не могли не заявиться к нему в рабочее время, и он всячески притворялся, что впервые нас видит.

А тут мы с Мэй спим в обнимку, а Карл на заднем плане пытается показать неприличный жест в камеру, пока Том его отталкивал.

Вот Тони со своими ножами. Он тогда не хотел фотографироваться, как впрочем и всегда, но Мэд его не послушал, поэтому Тони решил его припугнуть, вот так в кадре появился нож в детской ладони и с десяток в специально вышитом внутреннем кармане куртки.

Кассандра и Фил, пытающиеся завести автомобиль, который передали в их автомастерскую на починку, тоже попали в кадр, это была единственная фотография, сделанная мной. Они так ярко выражались тогда, не понимая, почему ничего не помогает. Они чинили эту машину две недели и не могли понять, что не так. По итогу машина оказалась на переработке, а затем стала грудой металла, ведь они так и не смогли понять, что случилось. Думаю, дело было в авариях, в которые попадала эта машина, их было около тридцати.

А эта фотография была сделана на фестивале, точнее после него, когда мы все вывалились на улицу в стельку. Помню, что Фил уснул, усевшись на землю, поэтому нам пришлось его тащить до машины, пока Кассандра делала фотографии, чтобы утром показать Филу, до какого он состояния напился. И показала. Фил бегал за ней два часа, умоляя о том, чтобы она удалила. Но она передала телефон мне, чтобы я их напечатала на специальном принтере. Цитирую:

«Мишель, напечатай это произведение искусства, пожалуйста. Я хочу показать этому идиоту через двадцать лет эту фотку».

Я смотрела содержимое фотоальбома до тех пор, пока в мою дверь кто-то не начал звонить.

— Кому я понадобилась? — спросила я, подходя к двери. Родители по уши в работе, поэтому к ним никто точно не мог прийти.

— Привет, Мишель. — улыбнулся Фил.

Мои брови непроизвольно поднялись вверх.

— Фил? Давно не виделись… — удивилась я, пропуская мужчину в дом. — Как ты?

— Да прекрасно! — в его словах не было ни капли лжи или сарказма. — Не буду ходить вокруг да около, мы с Кэс переезжаем в Нью-Йорк. Там будет главный офис компании. Поехали с нами? Ты совершеннолетняя. Ты уже закончила школу. У тебя неплохие оценки и ты можешь поступить в колледж. Так что? — он достал шоколадное печенье из ящика и стал его поедать.

— Что? — спросила я, ошарашенная этим предложением.

Фил закатил глаза.

— Ты гниёшь здесь, Мишель. Ты думаешь, что не видно твоего опущенного взгляда, твоих красных глаз, явную худобу, уже переходящую в недовес. Ты ломаешь себя. А в Нью-Йорке у тебя есть шанс начать новую жизнь! Потом, может, и во Францию переберёшься, кто знает.

— Откуда ты знаешь про Францию? — спросила я.

— Когда ты пьяная, твой язык теряет кости. — усмехнулся Фил. — Так что, Мишель? Мы поедем на машине, ты с нами?

Я подумала минуты четыре, а затем спросила:

— Во сколько вы поедете?

— Ровно в двенадцать часов ночи. — улыбнувшись, сказал Фил. — Так ты с нами?

Я кивнула.

— Отлично. Тогда в пять минут первого мы за тобой заедем. Собирай шмотки. — на этих словах Фил вылетел из дома.

Я поднялась назад в комнату, обвела взглядом пространство.